Название: Третий ингредиент
Автор: ~Алиция~
Бета: Линнел читать дальшеОна же подала идею шуточки про Кобаяши Мару и записки от Джимовой мамы
Фандом: Star Trek-XI
Пейринг: Маккой/Спок, Кирк/Спок
Рейтинг: G
Жанр:
Саммари: калька с одноименного рассказа О.Генри
Размер: средний
Статус: закончен
Дисклаймер: моя только общага, и то в прошлом
Предупреждение: AU, возможно даже ООС. И не ищите обоснуй, он спасся бегством
читать дальшеОбщежитие было известно под названием "Нирвана" - не официальным, разумеется - как своеобразная достопримечательность Академии Звездного флота. Вроде бы так его стали называть с легкой руки одной не слишком адекватной йогини из Восточной Европы, учившейся здесь несколько лет назад. Однако живых свидетелей не было, так что, возможно, это всего лишь красивая легенда.
Начать с того, что это единственное жилое здание, которое находилось на отшибе, за различными складами, ангарами и прочими техническими сооружениями. Почти с самого начала там селили только тех, кто не помещался в зданиях с более благоприятным местоположением, и в итоге строение устарело морально раньше, чем потребовало очередного капитального ремонта. И его начали... как бы это выразиться... прятать от начальства. Со временем Нирвану облюбовали для себя одинокие представители преподавательского состава и обслуживающего персонала, а также молодые семьи из тех же двух категорий и курсантов-научников, притом не всегда юридически зарегистрированные. Там же жили и просто одинокие курсанты с научных факультетов, к которым никогда не предъявляли таких жестких дисциплинарных требований, как к "строевым" - будущему командному составу, ИТР космических кораблей и безопасникам, - но которые при этом хотели еще большей свободы после пребывания в строгих стенах учебных зданий. Впрочем, говорят, курсант Ухура с факультета ксенолингвистики, известная своей способностью построить в колонну по четыре всех и вся, кто оказался в радиусе ее действия, наоборот предпочла поменяться с кем-то на место в самом образцовом общежитии Академии. И ее новая соседка Гейла - опять же если верить слухам - с тех пор ищет, кто бы теперь согласился на обмен с ней. В результате подобных миграций, оформленных с заявлениями и прочими бумажными причиндалами, в Нирване осело также некоторое количество "строевых", которые устав и дисциплину понимали весьма избирательно.
Так вот, собственно о Нирване. Это было длинное пятиэтажное здание, три верхних этажа занимали сотрудники академгородка, два нижних - курсанты. Вход на верхние этажи был отдельным - во избежание. Но находился он на заднем фасаде общаги, в самом неудобном углу, к тому же, с большой, никогда не просыхающей лужей у крыльца, поэтому жильцы верхних апартаментов все как один имели отмычки от главного "учебного" входа, и уже оттуда проникали на боковую лестницу, по которой добирались до собственного жилья. Отмычки, разумеется, добывались нелегально из самых разных источников, особым качеством не отличались и далеко не всегда открывали заветную дверцу с первого раза. Жильцы ругались, пинали двери ногами, пытались их подколупнуть, хотя это ни разу не увенчалось успехом, и помогали своим отмычкам еще дюжиной разных способов, кроме одного: никто никогда не пытался бросить это бессмысленное занятие и пойти в обход, к дверям на заднем фасаде.
Не был исключением и доктор Маккой, возвращавшийся в одиннадцатом часу вечера из академской медчасти, где работал на четверть ставки трудно сказать кем. Кроме этого достойного занятия он еще углубленно изучал военную хирургию и основы ксенобиологии на третьем курсе все той же Академии, вел жизнь одинокого холостяка и платил алименты на малолетнюю дочь, с матерью которой развелся незадолго до своего поступления в АЗФ.
Как раз в этот день последние алименты съели большую часть его доходов, то есть всю стипендию; зарплату задержали по каким-то неведомым техническим причинам, а на карточке для пищевого репликатора и столовой оставалась настолько скромная сумма, что хватило бы на пропитание только очень миниатюрной любительнице сидеть на диетах. Он был на ногах с шести утра, успел поругаться с молодым не в меру амбициозным начальником и промокнуть под щедрым калифорнийским дождем, пока добирался к себе на задворки академгородка. Но если бы вы вздумали назвать Маккоя неудачником, он бы вам точно что-нибудь сказал. Леонард Горацио Маккой вообще никогда за словом в карман не лез, что и стало причиной многих событий в его несколько сложной и запутанной жизни.
Нечто достаточно определенное доктор Маккой сказал главврачу армейского госпиталя Атланты, в котором ему оставалось проработать пару лет до выхода в отставку по выслуге, когда там пытались спрятать кое-какие концы в ожидании большой ревизии. Вследствие чего получил назначение на заштатную военбазу, где никакой выслуги не предвиделось. Вполне возможно, он сказал что-то и жене, когда та обвинила его в крушении планов на респектабельную жизнь за городом, собственный дом и спокойную частную практику. Потому что вскоре грянул бракоразводный процесс. На котором, правда, никто не услышал от Маккоя ни слова, но это никого и не удивило: он не явился на оба слушания, поскольку уже успел покинуть Атланту в неизвестном направлении. Суд, задетый вопиющим неуважением, вынес решение в пользу Джоселин Маккой, в девичестве Гриффит, по всем пунктам, и заодно назначил сумму алиментов на ребенка, исходя из среднего дохода специалиста его уровня.
Все это Леонард узнал уже после того, как некий неведомый фактор дернул его подать документы в Академию Звездного Флота. Бегать от алиментов в любом случае было бы ниже его достоинства, как и признать, что он не в состоянии их выплачивать. Да и обделить любимую дочку никоим образом не входило в планы. Тем не менее, из чистого, совершенно иррационального упрямства, документы он не забрал и искать более продуктивный источник доходов не стал, а нашел себе для начала временную подработку, которая, как водится, стала на редкость постоянной.
Маккой мог ворчать и браниться сколько угодно просто в силу характера, но это не значило, что он видел серьезные причины сетовать на свою курсантскую участь. Однако в тот день, о котором идет речь, судьба решила временно отвернуться от него, оставив голодного и уже порядком вымотавшегося к вечеру Маккоя один на один с пищевым репликатором, в котором не было ничего, чтобы удовлетворить продовольственные нужды доктора исходя из той суммы, что оставалась на карточке на ближайшие сутки - до очередного поступления денег. Так недолго было стать живым олицетворением собственного прозвища - "Боунс" - которое дал ему уже здесь, в Академии, один не в меру борзый курсант, его приятель, даже, можно сказать, друг. Решив махнуть на все рукой, Маккой затребовал с автомата 800г синтезированной говяжьей вырезки - роскошь, которую не мог позволить себе уже давно из-за жестокой экономии. Наверняка в его запасах найдется что-нибудь из овощей, уж лук-то точно, чтобы приготовить сносное блюдо и продержаться на нем до завтрашнего вечера.
Ругая последними словами не желающую отрываться дверь, и несколько раз едва не уронив герметичный пакет с вожделенной вырезкой, Маккой не услышал, как кто-то подошел к крыльцу за его спиной. И заметил чужое присутствие, только когда низкий спокойно-неуверенный голос произнес:
- Простите, вы не подскажете, где я мог бы найти...
Доктор поднял голову, неодобрительно покосившись на крупный темный силуэт с зонтом (большая часть светодиодов под козырьком навеса не горела). И тут же отмычка, не иначе, как почуяв ослабление морального давления, наконец, сработала. Маккой, потеряв опору, едва не свалился в образовавшийся проем, снова выругался и гордо удалился на свою лестницу, не удостоив удивленного незнакомца больше ни словом, ни взглядом.
У доктора была маленькая комната в большой секции, полной бестолково понастроенных закутков, с одной кухней на восемь квартир. Кухня была тоже большой и пустынной, с поразительным минимумом необходимой техники и неработающей посудомоечной машиной. Здесь же стояли в ряд несколько холодильников неизвестного происхождения, но у Маккоя был собственный в комнате, между дверью и диваном, пошарив в котором, он не нашел ничего, что годилось бы для приготовления отличной свежереплицированной говяжьей вырезки. Более того, в наличии не оказалось ни картошки, ни лука, ни даже какой-нибудь завалящей морковины. Соль, сода, уксус, остатки растительного масло на дне бутылки и немного муки - вот и все продуктовое достояние. Плюс пустой пакетик из-под молотого черного перца, который он продолжал хранить, в надежде еще что-нибудь оттуда вытрясти. Видимо, со вздохом решил Маккой, придется идти на поклон к соседям. Кроме того, что он не слишком любил просить об одолжениях, существовала еще одна проблема: большинства соседей в этот час уже не было дома. Никто особо не боялся теплого сентябрьского дождя, у всех нормальных людей были зонтики (потому что нормальные люди на них не экономили), и молодые обитатели Нирваны предпочитали вечерами разбредаться по всяким интересным местам, а не сидеть по комнатам и неудобным секциям, где из-за дурацкого расположения дверей даже стулья особо не поставишь. Что касалось его единственного друга, Джима Кирка, всегда балансировавшего между повышенной стипендией и исключением за нарушенье дисциплины, то этого юного дарования наверняка еще не было дома. Однако постояв в раздумье с полминуты, и послушав арии собственного голодного желудка, Маккой решил-таки спуститься вниз и попробовать перехватить чего-нибудь в холодильнике Джима, а разрешения попросить потом. У Кирка почти всегда водились в запасе помидоры и сладкие перцы, а иногда и морковка; все это он грыз целиком, так же, как яблоки, не размениваясь на кулинарные заморочки.
Захватив фонарик, потому что внизу периодически пропадал свет, Маккой направился со своего четвертого этажа к Джиму на первый, ворча под нос, что Кирк мог бы жить и повыше - ближе к стабильному освещению - если бы не его привычка возвращаться домой в любое удобное время, тогда как двери общежитских корпусов автоматически блокировались с 00.00 и до 05.30 часов согласно уставу Академии. Через окно же реально было попасть к себе только обитателям первого этажа.
Пока доктор шел по лестнице, все лампочки благополучно горели. Но стоило только открыть неприметную дверь запасного выхода, которая считалась запертой до сигнала пожарной тревоги, и перейти на курсантскую территорию, как свет, судорожно мигнув, погас. Воцарилась темнота и послышались невнятные звуки, которые натренированное ухо могло идентифицировать как живой отклик жильцов за ближайшими стенами. Маккой поморщился, включил свой фонарик и уверенно направился к нужной секции. Потом он направился туда быстро, потому что услышал, как в той стороне что-то загрохотало. Он почти не сомневался, что именно это могло быть, потому что хорошо помнил прислоненную к узкому простенку башню из старых коробок на входе в общий холл секции, когда навещал Джима. Даже спрашивал несколько раз, не завалится ли вся эта красота на кого-нибудь в один прекрасный день, но Кирк только беспечно пожимал плечами: "Да они тяжелые, коробки, давят друг на друга - не сдвинешь". Хозяина коробок Маккой не знал, как не знал и ни одного человека, которому бы было ведомо содержимое этого барахла. Тем не менее, оно продолжало там стоять. До самого последнего времени.
Ворвавшись в темную секцию с фонариком наперевес, доктор обнаружил то, чего боялся: груду коробок, которая слабо шевелилась, не желая выпускать свою добычу. Однако он успел сдвинуть с пути только пару помятых картонных препятствий, когда жертва собственной неосторожности и перебоев с электричеством, чуть пошатнувшись, возникла над руинами в полный рост. Направив на нее фонарик, и не очень смущаясь, что свет бьет пострадавшему в лицо, Маккой смог разглядеть крупную фигуру, гладкую темную челку и брови сильно вразлет над рефлекторно прикрывшей глаза ладонью. И, да - острое ухо.
- Кости целы? - деловито спросил Маккой, решив не тратить сейчас время на закатывание глаз и неодобрительные звуки.
- С вероятностью 94,2% - да, - ответил уже слышанный на крыльце голос. - Простите...
- Ну-ка, иди сюда, - невежливо перебил доктор и потянул незнакомца за руку, так что тому пришлось вприпрыжку перебираться через баррикаду между ними, чудом не запнувшись и не подвернув ногу. - По голове не прилетело?
- Только один раз, - с неосмотрительной честностью признался незнакомый вулканец.
Впрочем, знакомых вулканцев у доктора не было.
- Тааак...- Маккой сжал зубы. "Назад в медчасть не потащусь, хрен вам", - твердо решил он про себя. А вслух категорично скомандовал: - Идем.
- Простите, куда? - Если судить по ставшему ассиметричным расположению бровей, вулканец несколько растерялся.
- Ко мне, проверять твое состояние... Успокойся, я доктор, а не похититель инопланетных младенцев.
То ли неизвестный инопланетник признал его требования логичными, то ли просто опешил и поддался напору, но он лишь пробормотал: "Подождите, я сейчас", - легко отшвырнул пару-другую коробок, отыскал под ними мокрый сложенный зонтик и большой пакет, из которого что-то торчало, и покорно двинулся за доктором.
Электричество на первом этаже загорелось только для того, чтобы торжественно проводить их через запасной выход на лестницу.
- Разве здесь нет лифта? - удивился вулканец.
При свете Маккой смог разглядеть его во всей красе. Парень был совсем молодой, если конечно исходить из человеческих мерок и судить по внешности. Чем-то этот статный и приятный на вид представитель вулканской расы неуловимо напомнил ему почти взрослого щенка какой-нибудь крупной породы. То ли непроницаемо-темными, влажными глазами, умными и внимательными, то ли всей своей моторикой, чуть неуклюжей манерой двигаться, которая будто стремилась опротестовать его напускную солидность. Такая мелочь, как черная форма младшего преподавательского состава Академии, доктора не смутила: с высоты своих тридцати с хвостиком он имел полное право считать это вулканское чудо юным и бестолковым.
- Лифт есть. Но поверь мне, пешком будет быстрее, - хмуро сообщил Маккой, не переставая разглядывать потенциального пациента, который, кстати, слегка прихрамывал, и воскрешая в памяти чудный день, когда они всей общагой несколько часов пытались извлечь из заклинившего лифта двух техников и одного диспетчера аэрослужбы, которые все взаимно терпеть друг друга не могли.
- Но это нелогично. - Брови парня подвинулись к переносице.
- А шариться в темноте по секциям, где и при свете-то ногу сломишь - логично? - поинтересовался доктор.
- Я искал одного человека.
- Какого именно? - без воодушевления спросил Маккой, крепче сжав фонарик, когда между первым и вторым этажом моргнул свет.
- Я не знаю его имени, - признался вулканец. - Все, что мне известно: он, скорее всего, курсант Академии, возможно - американец. Рост около 185 см, волосы светлые, глаза серые или голубые.
- Какие редкие приметы, - фыркнул Маккой. - Тут каждый пятый под них подходит.
- Видите ли, я познакомился с ним только вчера, - сказал вулканец, безропотно спустив доктору попытку использовать его в качестве громоотвода для своей усталости и раздражения. - Конечно, это нельзя назвать официальным знакомством...
К тому времени, как они добрались до секции Маккоя, молодой человек уже четко и по существу изложил ему трагикомическую историю своего знакомства с загадочной личностью. То есть, с точки зрения доктора это была трагикомедия, вулканец же, судя по всему, полагал ее совершенно серьезной хроникой, требующей только дополнения и уточнения.
Вчера вечером он возвращался к себе в общежитие №21-4 (Маккой был в курсе, что в этой общаге живут в основном аспиранты, или как их там называют в АЗФ, а черная униформа вулканца лишний раз это подтверждала), по пути подошел к автомату с минеральной водой, намереваясь взять бутылку - и обнаружил, что навес над рядом автоматических раздатчиков прохудился, и струйка воды льется прямо на тот, который ему нужен.
- Конечно, это было не логично - вставлять карту в автомат, представляющий потенциальную опасность, - признал вулканец с трогательной по своему простодушию самокритичностью. - Но та марка воды, которая меня интересует, обычно бывает только в одном месте. Я рассчитывал взять бутылку и сразу позвонить в центр техобслуживания...
Однако позвонить ему не удалось; молодой человек вставил карту и нажал на панель раздачи, затем, судя по всему, последовал некоторый перерыв в биографии, а когда он опять смог вернуть контроль над своим телом, то обнаружил, что сидит на тротуаре - мокром, - и над ним склонился незнакомый парень в курсантской форме, который, пытаясь перекричать сирену технической тревоги, обеспокоенно спрашивает, все ли с ним в порядке.
Промежуточные события, не оставшиеся в его памяти, вулканец восстановил с помощью простой дедукции: по всем признакам, когда его ударило током, незнакомец был совсем рядом, выбил ближайшую из нанопластовых опор, которые поддерживали углы навеса, и с ее помощью отбросил жертву продуктового автомата подальше от источника напряжения.
На этом месте его рассказа Маккой перебил:
- Ты был в санчасти?
- В этом не было необходимости. Состояние моего организма вполне удовлетворительно.
Доктор попытался возмутиться насчет количества вольт, которые он через себя пропустил, но вулканец в ответ очень твердо возразил:
- Представители моей расы намного лучше приспособлены переносить такие вещи, чем земляне. На Вулкане сухие грозы - очень распространенное явление...
- Все, понял, - оборвал его Боунс. - Про естественный отбор можешь не продолжать.
В другое время доктор, может, и послушал бы парня - просто ради любопытства. Но сейчас в нем говорили врачебный долг и зверский голод, поэтому доставив молодого вулканца к месту обследования - в свою комнату, на приткнувшийся у окна диван, Маккой без лишних слов извлек из-под стола старую медицинскую сумку - единственную вещь, которую взял из дому, когда разошелся с женой. Маккой бы и ее оставил, так как держал ее в основном из-за маленькой Джоанны - мало ли что может случиться с ребенком в любой момент. Но Джоселин сказала, чтобы он забирал куда подальше этот "старый хлам", она, мол, скорее вызовет нормального врача, чем станет ломать голову, за что ей хвататься в куче приборов и медикаментов.
Маккой достал медсканер и начал осмотр.
Особых последствий того, что пациент побывал под напряжением, он действительно не нашел. Обнаружилась небольшая свежая гематома в районе темени - все-таки траектория падения пизанской башни из коробок не миновала остроухой головы. Доктор тихо хмыкнул себе под нос, когда прибор показал наличие симметричных синяков на пятой точке. Однако все это были мелочи. Что действительно стоило внимания, так это правое подреберье и три нижних ребра. На предпоследнем, кроме прочего, сканер показывал трещину. Но когда Боунс потянул вверх черную форменную фуфайку вулканца, чтобы взглянуть на травму, тот резко отпрянул.
- Стесняться будешь у себя на Вулкане, - пришикнул на него доктор. - У нас тут не принято прятаться от врачей под диваном.
- То, что вы учитесь на медицинском факультете, еще не дает вам права заниматься врачебной практикой. - Вулканец упрямо сжал губы.
- Тебе обязательно мой университетский диплом хирурга предъявить? - буркнул Маккой, не отвлекаясь от главной цели - здоровенного кровоподтека, украшенного ссадиной, на ребрах пациента. - А чем, по-твоему, я занимаюсь, по три часа пять дней в неделю в медчасти этого гребаного академгородка?
- Чем? - спросил вулканец с таким спокойным интересом, что у Маккоя возникли подозрения, не издевается ли он.
- Чиню умников вроде тебя. После Кобаяши Мару, например. - Боунс решил, что пусть издевательство, по крайней мере, будет обоюдным. Он взгромоздил свою сумку на стол и зашарил по ней в поисках регенеранта. - Выношу куски взорвавшихся трупов в утилизатор, если не удается найти остальное для погребения.
Доктор нашел, что искал, и тут на глаза ему попалась долготерпеливая вырезка, так и лежавшая все это время посреди стола.
- Вот кстати один из них, очень даже неплохой. - Он кивком указал на упаковку.
Доктор покосился на вулканца, желая убедиться, что счет 1:1, однако с табло явно что-то было не так. Красивые, почти прямые брови пару раз дрогнули, словно не зная, куда податься, и напряженно застыли - в ужасно неудобном и неестественном положении, как показалось Маккою; вулканец остановившимся взглядом уперся в симпатичный пакетик, в углах которого успел скопиться сок. У доктора возникло желание подойти и похлопать его по щеке, сказать что-то вроде: "Эй, не зависай. Давай на перезагрузку", чтобы привести в чувство,
Прихватив "карандаш" заживляющего средства, он подошел и пару раз щелкнул пальцами перед орлиным носом пациента:
- У тебя что, с юмором совсем плохо? Это обычная говядина из репликатора.
Тот моргнул - раз, другой.
- Только не говори, будто за столько лет в Академии ни разу не слышал идиотских шуток, - недовольно проворчал Боунс.
Вулканец почел за лучшее не отвечать.
На этот раз он не протестовал и почти не дергался, когда Маккой оголил его ребра со смачным коричнево-зеленым синяком и принялся быстро, но аккуратно наносить регенерант. Забывшись, он второй рукой придержал торс вулканца, чтоб тот не менял положение. Боунсу, кроме всего прочего, было интересно: кожа, когда доктор случайно задел ее пальцами, оказалась гораздо более плотной и жесткой, чем с виду, и приятно горячей.
Парень напрягся:
- Вы не могли бы...
Маккой решил принципиально его не отпускать.
- Чего ради этот придурок так тебя приложил, хотел бы я знать, - проворчал он, чтоб изменить предмет разговора. - На форменных сапогах отличная каучуковая подошва, между прочим; ломать сначала навес, а потом твои ребра было совершенно лишним.
- Придурок? - Пациент непонятно насторожился.
- А кто он такой, если сила есть - ума не надо? - пожал плечами Маккой.
- Просто... курсант Ухура, когда я спросил у нее совета, где можно найти этого человека, также употребила данное определение.
- Да? - Это было даже забавно, доктор с интересом приподнял бровь, услышав хорошо знакомое имя. - И что именно она сказала?
Оказалось, темнокожая красавица, давний предмет воздыханий его приятеля, высказала предположение, что "такого придурка" надо в первую очередь искать в Нирване - больше всего шансов, что найдется именно там. Правда, как признался вулканец, он совершенно не понял, где тут логика. Судя по всему, он даже у Маккоя не отказался бы получить ответ на этот вопрос. Но тот лишь пожал плечами. Что сделаешь, если чокнутый инопланетник не понимает очевидных вещей?
- Многие парни плечисты и крепки, многие носят футболки и кепки, - пробормотал доктор, запихивая медицинские принадлежности назад в сумку и отправляя ее под стол. - Почему ты просто не спросил его имя?
- Я не успел. Он сказал, что раз со мной все в порядке, то лучше пойдет, потому что после, как он выразился, еще и истории с опорой его точно выгонят из Академии.
- Хм. - У Маккоя мелькнула мысль, не имела ли Ухура в виду вполне конкретного придурка. Но глянув на вулканца, он тут же забыл об этом.
Лицо молодого челвоека, якобы ничего не выражающее, было настолько выразительным, что Маккою захотелось потрепать его по челке и почесать за острым ухом, как заблудившегося щенка. Бесстрастная физиономия - и блестящие грустные глаза, ясно говорившие, как сильно их владельцу хочется отыскать неизвестного спасителя.
- Ничего. - Маккой присел на диван рядом с ним, осторожно накрыл ладонью обтянутое черной фуфайкой напряженное плечо. - Найдем мы твоего героя, обязательно. Только сперва поужинаем.
Он потянулся за своей заветной вырезкой, тут же без церемоний изучая помятый после коробочной катастрофы пакет вулканца, который еще раньше привлек его внимание торчащими оттуда мясистыми зелеными будыльями:
- Что у тебя тут за счастье с грядки?
- Это лук-порей, меня угостила курсант Ухура. Кажется, у нее в комнате что-то вроде импровизированной теплицы.
Доктор хмыкнул. Судя по количеству лука в кульке, Ухурочка должна была жить в комнате размером со спортзал, большую часть которой засадила этим самым пореем, и теперь раздавала излишки кому ни попадя. Либо, что вероятнее, африканка была неравнодушна к молодому, слегка застенчивому преподу.
- Думаю, ты не откажешься от лука, тушеного с мясом. - Маккой не спрашивал; все равно толстые сочные растения большей частью помялись, побывав под коробками, и хранению не подлежали. К тому же он ведь не собирался поживиться на халяву: лук на мясо - вполне честный обмен. Правда, неполный килограмм вырезки, обещавший еще утушиться в микроволновке - совсем негусто для двоих взрослых мужчин. Знаменитое гостеприимство южан со времен Скарлетт О`Хара никуда не делось, и отпускать своего гостя-пациента без ужина Маккой не собирался. В конце концов, если положить в жаркое побольше этого порея...
Однако нарезав на куски как-то очень быстро закончившуюся говядину, он понял, что это не выход. И две несчастных столовых ложки муки вряд ли их спасут.
- Кажется, нам не обойтись без одного человека, - сказал он, то ли гостю, то ли самому себе. Но увидев, как зажглись надеждой темные глаза на неподвижном лице, поправился: - В смысле, нам нужны еще кое-какие продукты... Пожалуй, я все-таки ему позвоню.
Пока Боунс набирал номер, вулканец, не проронив ни слова, взял оставленный им нож и принялся нарезать лук-порей аккуратными, будто по линейке, колечками.
- Проклятье, Джим, тебе еще рано молчать, как рыба об лед, - выругался доктор, когда телефон в четвертый раз остался глух к его вызовам. - Я же тебя знаю, ты в это время еще только художественно компостируешь мозги очередной барышне.
Отобрав у вулканца нож, он решительным жестом отправил мясо и лук в сотейник, посолил, ритуально потряс пакетиком из-под перца, плеснул масла и водворил все это несложное творение в микроволновку на подоконнике. Муку Боунс добавлять не стал - ему не понравилось, что в ней кто-то подозрительно копошится - и высыпал в мусор.
Включив печку, он с чувством выполненного долга опустился на диван рядом с гостем.
- Я пытался найти его по фотографии, - неожиданно заговорил вулканец. - Просматривал личные дела курсантов в центральной базе Академии. Но после две тысячи восемьсот тридцать четвертого снимка я перестал отличать лица друг от друга.
- Некоторых просто невозможно найти, когда они нужны до зарезу, - согласился Маккой, снова на автомате набирая номер Джима.
Он чувствовал рядом теплое плечо вулканца, и ему это нравилось. Пожалуй, даже если придется лечь спать полуголодным, вечер того стоил.
Но только Маккой немного расслабился, предвкушая ароматы тушеного мяса и тихий ужин на двоих, как долетевшие из секции звуки заставили его подскочить с проклятьями, уронив телефон.
Усиленное эхом пустого помещения, из-за двери летело:
"Добрый доктор Айболит,
Он под деревом сидит,
Он под деревом сидииит..."
Боунс побагровел. Рывком открыв дверь, он вылетел из комнаты.
- Сколько раз говорить тебе, чтоб ты убрал эту дурацкую песню! - набросился он на молодого человека в курсантской форме, который только частично виднелся из-за здорового контейнера, который тащил перед собой.
- Я не могу достать мобилу, сам же видишь: руки заняты, - несколько запыхавшимся голосом ответил курсант, обходя проблему по кривой. - Боунс, глянь только, что моя мать отмочила - прислала целый ящик, да еще с записочкой: "Джимми-бою от мамочки. Кушай на здоровье".
Он приткнул контейнер, который оказался полураспакованной посылкой, на подоконник секции, устало положил на него голову, и демонстративно перевел дух.
- Яблоки? - предположил Маккой.
- Если бы! 25 кэгэ картошки... Что, по-твоему, я с ней должен делать? Жевать сырую?
- Можно сварить, - предложил доктор, сразу заинтересовавшись контейнером, причина появления которого возле его дверей теперь стала более-менее понятна. - Только не весь ящик. Зачем ты его вообще на четвертый этаж пер? Одного пакета хватило бы.
- Я так и хотел, так у нас в секции темно, как сам знаешь где. И хрени какой-то навалили у входа - не перелезть. Тем более с ящиком.
Маккой, всем своим видом изобразив многострадальное долготерпение, скрестил руки на груди и возвел глаза к лампочке на потолке.
- Да ладно, - рассмеялся Джим. - На самом деле я тебе его нес. Все равно ты готовишь, а я нет, куда мне сырая картошка? Забирай давай, да я пойду. Попозже загляну, - он подмигнул Боунсу, - если в кастрюле что-нибудь останется.
У Леонарда Маккоя не так уж редко возникало желание прибить этого раздолбая, и в особенности - за его умение быть обаятельным до бесстыдства, наплести семь верст до небёс, так что ему в итоге прощали все его выходки. Но Кирк был способен не только обезоруживающе улыбаться и трепать языком. Он был способен на поступки. На реальные действия. И за это придирчивый скептик Маккой мог простить ему если не все на свете, то очень многое. Неизвестно, задумывался ли Джим когда-нибудь, насколько часто его друг бывает голодным. Но он знал, что Боунс охотно сметет все, что предложат - и предлагал каждый раз, когда у него находилось, чем поделиться.
Однако умиление по поводу Джимовой широкой души не притупило профессиональной наблюдательности доктора. Как ни быстро Кирк убрал руки за спину, передавая ему контейнер, Маккой все равно успел заметить, что пальцы Джима выглядят так, будто ими стекло крошили.
Докторский подбородок обвиняюще нацелился в нужном направлении:
- Это что еще?
Кирк сцепил руки за спиной покрепче, но почти сразу сдался, зная, что доктор все равно не отвяжется:
- Да пришлось вчера выломать одну пластиковую штуку, потом расскажу... А эта зараза от удара вся пошла какими-то трещинами и заусенцами.
- Так, - выдохнул Маккой, опуская контейнер обратно на край подоконника. - А почему ты мне вчера не сказал?
- Я тебе звонил, ты сам не стал слушать - сказал, что хочешь спать.
- Я думал, речь об очередной "такой девушке". Что это было? Опора от навеса?
- Ты знаешь? - удивился Джим.
- А ну идем!
- Боунс...
- Идем. У меня есть вырезка... А твою картошку дожидается отличный помятый лук.
- Чего? - Голубые глаза Джима даже чуть закосили к переносице.
- Ничего, лечиться пошли.
- Боунс, да ну тебя, это же не смертельно. Я лучше пойду.
- Никуда ты не пойдешь, пока я тебя не обработаю. - Маккой, как бульдозером, теснил его контейнером в направлении своей комнаты. - Заодно извинишься перед ушастым парнем, которого вчера чуть не прибил этой штукой.
Джим даже удивиться не успел, как оказался в комнате, нос к носу со стоящим посередине вулканцем.
- Привет, - радостно улыбнулся Кирк, словно всю жизнь только и делал, что улыбался серьезным молодым вулканцам.
Вошедший вслед за ним доктор грохнул ящиком об пол возле стола и сообщил:
- Это Джим Кирк. Джеймс Тиберий, если тебе интересны все его титулы.
Вулканец слегка чопорно склонил голову:
- Мое имя Спок.
Кирк улыбнулся еще шире и плюхнулся на диван, оставляя место для вулканца; но тот продолжал стоять, выжидающе глядя на доктора.
У Боунса затеплели уши - ощущение, которое он считал много лет, как позабытым.
- Леонард Маккой, - буркнул он, стараясь скрыть внезапное смущение, и достал стеклянную посудину под картошку. Посмотрел на нее, словно не понимая, как это оказалось в его руках, поставил на край стола, кинул туда пару веселых розовых картофелин. И полез за своей сумкой.
Обрабатывая ладони Джима, он краем глаза наблюдал, как вулканец набрал полную кастрюлю и скрылся в душевой, где находился умывальник.
- Дай сюда телефон, - потребовал доктор, когда еще один пациент был обслужен, а картофель отправлен в микроволновку.
- Зачем? - Джим смотрел абсолютно незамутненным взглядом.
- Ты знаешь.
- Брось, Боунс, что ты все дуешься? Хорошая же песня.
- Джим. - Раскрытая ладонь, наводя на мысль о карающей длани, продолжала требовать телефон.
- Он злится, что у меня на его входящих стоит песня про Айболита. - Кирк обернулся к вулканцу, ища сочувствия.
Тот ничего не сказал, только слушал с полным вниманием, переводя с одного на другого взгляд своих влажных глаз, но чаще задерживаясь на Джиме.
- Мало тебя били за: "Хозяин, проснись, бабы звонят", - мстительно напомнил доктор.
- Издеваешься? Меня эти две ненормальные чуть до смерти не убили.
- Угу, диванными подушками. Сам допрыгался.
- Думаешь, подушками нельзя убить? И я чуть не задохнулся в этом их покрывале. Откуда я мог знать, что они соседки по коридору?
- Вот я и говорю: не ставь провокационные звонки, чтоб твои подружки не хватали трубку.
Он с почти довольным видом вернул Кирку телефон, где больше не было дразнилки про доброго доктора.
Запищала микроволновка, радуя вестью, что мясо готово. Но когда Боунс вынул сотейник, в комнату проник такой запах молодой свежесваренной картошки, что все трое только переглянулись, и Маккой выставил на стол исходящую пАром кастрюлю. В конце концов, горячее сырым не бывает.
Доктор недрогнувшей рукой разделил мясо на всех поровну, и его аж замутило от голода. Но, несмотря на это, пришла вдруг мысль, что надо хотя бы умыться, и заодно сменить, наконец, промокшую от дождя униформу.
Прихватив сухую одежду, он скрылся в душевой.
А когда вернулся, на его тарелке уже красовались ломтики картошки, политые маслом и густо посыпанные зеленым луком. Гости, не дождавшись хозяина, вовсю уплетали ужин, Кирк беззастенчиво таскал куски мяса из порции Спока.
Маккой мысленно покраснел. Ведь прекрасно же помнил про физиологию вулканцев, их стабильно высокую температуру, про способность к тактильной телепатии, табу на эмоциональность и кучу других сведений из курса ксенобиологии. Но тот факт, что большинство жителей Вулкана придерживаются вегетарианской диеты, вылетел из головы напрочь.
Он молча подвинул табурет к столу и принялся за еду.
Джим упер у вулканца еще кусочек вырезки, выбрал из кастрюли картофелину посимпатичнее и подложил на тарелку Спока. Тот, глядя на него, осмелел и утащил у Кирка полную вилку колечек тушеного порея.
- Берите добавку, - сказал доктор, наблюдая, как стремительно исчезают их порции.
- Нет, Боунс, спасибо, мы пойдем уже.
Маккоя невольно зацепило, как просто и уверенно прозвучало это "мы". Когда Джим что-то брал, он никогда не сомневался, есть ли у него на это право, ему такое даже в голову придти не могло. Боунс без стеснения орал на него, если считал, что друг пытается прихватить у кого-нибудь лишнее.
Но сейчас, конечно, ничего лишнего не было.
- Может быть, надо помочь прибрать со стола? - спросил вулканец. Похоже, он понимал или догадывался, что хлебосольного хозяина уже ноги не держат.
Доктор покачал головой:
- Топайте давайте. Никаких приборок, я в душ - и спать. Спок, аккуратнее там с ребром. - Он указал у себя локтем на правый бок.
Когда эти двое уходили, Маккой неподвижно стоял, скрестив руки на груди, и смотрел в гладкий антрацитовый затылок Спока. Смотрел такими глазами, словно они хотели бежать вдогонку, в то время как их хозяин незыблемо подпирал стол. Маккой был сейчас слишком вымотанным, осоловевшим и сонным, чтобы что-то чувствовать. Зато он уже точно знал, что будет чувствовать завтра, и это не сулило особых поводов для радости.
Шаги стихли, поздний вечер замер неподвижным светом электрической лампы, мутной дождливой темнотой за окном. Не было никакого смысла стоять и смотреть на тонкую щель под закрывшейся дверью. Маккой поднял голову, поймал свое дернувшееся отражение в незашторенном оконном стекле, и по усталому лицу поползла чуть кривая улыбка.
- А все-таки, - сказал он отражению, ткнув себя в грудь большим пальцем, - а все-таки мясо-то достали мы.