Ну уж раз все равно написала, а тем более — выкладываю, то смысл-то теперь щелкать
клювом и стучать себя пяткой в грудь? Да надеюсь, мне и без меня кто-нибудь
скажет пару ласковых, после чего я уже не стану больше выдвать подобные ужосы ))
Единственное предупреждение: нудное оно очень. Туда понабивлось столько
«любимых» Леночкой «кто что подумал, и кто что подумал ему в ответ», за которые
она всегда пытается меня убить, что коротенький, в общем-то сюжет растянулся на
хренадцать страниц. Прошу любить и жаловать. Или не любить и не жаловать:
СЛЕДСТВЕННЫЙ ЭКСПЕРИМЕНТ
«Неутомимый» возвращался в Англию. Почти 11 месяцев после Мюзильяка фрегат
провел, патрулируя воды Гибралтарского пролива, перехватывая французские и
испанские торговые суда, внося свой вклад в разрушение коммуникаций между
противником и колониями Нового Света. Команда и офицеры были измотаны
многомесячной однообразной службой, штормами и штилями, болезнями, которых
мало кому удалось избежать за столь длительный срок, и другими превратностями,
обычными для жизни на море.
читать дальшеВ Портсмуте успели только доложить в Адмиралтейство о своем прибытии
и загрузить свежий запас пресной воды, как «Неутомимому» пришлось вновь
сниматься с якоря и отправляться теперь уже на лондонский рейд: пачки рапортов,
которыми капитан Пелью много месяцев бомбардировал лордов Адмиралтейства,
упирая на необходимость килевания и капитального ремонта для своего судна,
дали, наконец, результат, и фрегату было приказано явиться в Лондон, пред светлые
очи начальства. Пока, правда, лишь на комиссию, которая должна была решить,
отправлять ли фрегат в доки, или нет: уж очень командованию не хотелось в
военное время даже недолгого бездействия такой ценной боевой единицы, как
«Неутомимый».
Все были на пределе, люди устали и в любой момент готовы были сорваться.
И взрыв произошел-таки: менее, чем за сутки до того, как фрегат вошел в устье
Темзы, в твиндеке подрались два молодых мичмана. Причиной драки послужила
какая-то ерунда. Но дерущиеся бились так остервенело, что товарищи по
мичманскому кубрику, не сумев разнять их собственными силами, вынуждены были
бежать за боцманами, и скандал не удалось утаить в недрах нижних палуб от
командования фрегата.
На беду оба мальчика были подотчетны третьему лейтенанту «Неутомимого»
Горацио Хорнблауэру, и капитан Пелью, сняв хорошую стружку с дебоширов, также
не обошел вниманием их непосредственного командира. Горацио Хорнблауэру
было объявлено, что, независимо от того, когда фрегат вновь получит приказ
выйти в море, в ближайшие две недели увольнения на берег лейтенанту не видать,
как своих ушей, коль скоро он не в состоянии уследить за своими подчиненными.
Впрочем, осыпав провинившихся офицеров всеми возможными громами и
молниями, в душе капитан был доволен, что так сравнительно легко отделался.
От транспортников, подвозивших на судно припасы и пресную воду, он уже знал,
что на одном из кораблей, также несших патруль у побережья Средиземного моря,
не выдержав нервного напряжения, покончил с собой молоденький лейтенант –
прыгнув с марса-рея на палубу, разбил себе голову и сломал шею.
- Горацио, не огорчайся, - синие глаза и.о. лейтенанта Арчи Кеннеди смотрели на
друга с искренним сочувствием и готовностью поддержать. – Я ведь могу пока
отказаться от отпуска; попрошу капитана дать мне увольнение потом, вместе с
тобой.
Дело происходило через несколько дней после прибытия «Неутомимого» на
детфордский рейд, когда Кеннеди обнаружил себя в числе счастливчиков,
получивших вожделенное право сойти на берег и гулять, сколько хватит денег,
отпущенный им отрезок времени. Основные заботы, связанные с возвращением
к благам цивилизации, остались позади, на очереди был ремонт, но пока еще
ревизия из Адмиралтейства не появлялась, и значит, решение, отправить ли
фрегат в доки, или же ограничиться перманентными мерами, придержав его на
случай какой-нибудь срочной необходимости, каких всегда хватает в военное
время, принято не было.
Хорнблауэр оценил благородное предложение друга, но принять его отказался.
Не хватало еще, чтобы и Арчи пришлось торчать на судне вместо законного
отпуска из-за его непростительной оплошности! К тому же Горацио едва ли не
больше, чем по нормальной человеческой еде и сухой постели, истосковался по
новым книгам. Те несколько штук, что водились в их с Кеннеди рундуках, были
уже зачитаны до дыр и заучены наизусть; Хорнблауэр, к своему ужасу, обнаружил
даже, что может, практически не сбиваясь, почти целиком процитировать «Сон
в летнюю ночь». Поэтому в его вполне корыстных интересах было, чтобы Арчи
отправился в город и приобрел для них свежее чтиво. О чем он и сообщил
приятелю, прибавив для полной убедительности, что заодно тот мог бы принести
ему из таверны чего-нибудь съестного. О чем Хорнблауэр другу говорить не
стал, так это о том, что его уставшая не меньше тела душа жаждала покоя и
одиночества, и он рад бы был провести в крошечной каюте, которую делил с
Кеннеди, хотя бы вечер в одиночку.
Хорнблауэр вовсе не был таким уж черствым и бесчувственным, и на самом деле
вполне способен был на теплые чувства, даже на любовь, но только для этого ему
требовалось расстояние. Или, по крайней мере, приличная дистанция. Даже
такой проверенный и близкий друг, как Арчи, неизбежно начинал вызывать его
раздражение своим слишком тесным обществом в течении долгого времени.
Но у Горацио никогда бы не повернулся язык сказать об этом человеку,
пережившему многодневное одиночное плавание в унесенной отливом шлюпке,
а затем проведшему почти три года, не слыша английской речи, в заключении
у испанцев. Арчи был, пожалуй, единственным человеком, к которому лейтенант
Хорнблауэр испытывал что-то вроде привязанности. Обуславливалось это во
многом заботой о своем неуравновешенном и непредсказуемом друге и
усилиями, которые Горацио так неожиданно щедро для себя потратил на него
в крепости Эль-Феарроль и позже, после освобождения. И даже сейчас
состояние Кеннеди, его внезапные перемены настроения и беспричинные
приступы меланхолии продолжали вызывать у Горацио тревогу. Однако
Хорнблауэр здраво рассудил, что на берегу с Арчи вряд ли может случиться
что-нибудь хуже тяжелого похмелья, а от похмелья еще никто не умирал.
Правда, умирают от белой горячки, но для этого требуется несколько большее
время, чем то, которое имелось у его друга для посещения злачных заведений
на берегу.Продолжение в комментах