Давно-давно хотела найти этот портрет и посмотреть, что там за Уленька такая ))
К. П. Брюллов. Портрет баронессы фон Клодт
В.Пикуль в свой миниатюре «Наша милая, милая Уленька» описал ее
внешность так:
Уленька предстала на портрете Брюллова, заключенная в овал, глядя на
нас, потомков, простым, но милым лицом. Кажется, вот-вот дрогнут ее
губы, и мы снова услышим ее смех, отзвучавший в былом веке!
Ее история могла бы сделать честь самому закрученному сюжету романа:
читать дальшеНо тут заявился в дом Мартосов барон Клодт, который, не помышляя о
тысячах рублей, сгорал на костре пламенной любви, и он сразу же рухнул
перед матерью на колени:
— Вы одна, божественная Авдотья Афанасьевна, можете устроить мое
счастье! Не откажите в руке вашей Катеньки, уговорите и своего супруга,
почтеннейшего Ивана Петровича.
На это ему было четко сказано:
— В уме ли вы, барон? Как такое могло прийти в голову? Да разве
Катенька ровня вам? Или решили, что одной селедки на двоих хватит?
Моя доченька изнежена, как цветочек, росла в холе и неге, дочь академика,
а вы… Много ли прибыли с лошадок, которых вы по ночам лепите? Нет,
голубчик, не там жену себе ищете… Ивана Петровича я даже и волновать
вашей просьбой не осмелюсь: он меня и вас турнет сразу!
Монолог почтенной дамы был слишком напыщен и долог, но я сокращаю
его до предела, ибо за его словами стоял сундук, наполненный деньгами.
Суть же монолога была такова:
— Вот если бы, скажем, моя дочь была мастерица на все руки да притом
еще нищая, как Уленька Спиридонова, пригретая нами из милости, так я
и мужа-то спрашивать не стала бы: берите хоть сейчас в жены... два
сапога пара!
Тут в душе Петра Карловича взыграла гордость вестфальских рыцарей,
владевших когда-то замком Юргенсбург, и он поднялся с колен, отряхнув
с них пыль. («Вся любовь к вдовушке Глинке мигом, словно чулок с ноги
, снялась».) — Вот и отлично, добрейшая Авдотья Афанасьевна, —
рассудил барон. — Совершенно согласен, что два сапога — хорошая пара!
Если вы считаете свою дочь принцессой, так я согласен жениться на ее
домашней прислуге, какова и есть Уленька.
— Никак изволите шутить со мною, барон?
Петр Карлович разложил все по полочкам:
— Уленька хлопочет с утра до ночи, я тоже трудолюбив.
Она бедная, и я нищий. Вот и станет женою мне, что гораздо лучше,
нежели бы я затащил в свой подвал балованную дочку ректора академии.
Пусть уж будет Уленька голодная и плохо одетая, но вы, отдавая ее за
меня, не боитесь этого…
Все решилось в два счета.
— Уля! — позвала Авдотья Афанасьевна сироту-приживалку. — Тут барон
Петр Карлович Клодт руки и сердца твоих про сит.
Уленька Спиридонова зашлась от веселого хохота:
— Вот уж не думала, не гадала, что стану я баронессой…
Петр Карлович взял хохотушку за руку.
— Верю, что ты принесешь мне большое счастье…
Мартос отнесся к свадьбе серьезно. В церковь сам приехал с
семейством, пригласил и знатных гостей. Невеста с трепетом ожидала
явления жениха. Но барон не показывался, и Авдотья Афанасьевна
изложила свои серьезные подозрения:
— Сбежал! Кому ж на нищей охота жениться?
В дверях храма возникла суета, священник вопросил:
— Что там за шум? Уймитесь.
Церковный сторож отвечал во всеуслышание:
— Да тут какой-то оборванец в божий храм ломится. Сказывает, что его
невеста заждалась. По шее давать али как еще?
— Пусти, — возвестил Мартос торжественно.
— Да он вить женихом себя прозывает.
— Это и есть жених, а вот и невеста его…
Утром, когда молодые проснулись, Уленька спросила:
— Чай будем пить или кофий со сладким сахаром?
— Я бы и рад, да где взять? — отвечал барон.
Уленька, румяная после сна, не огорчилась:
— Нет, так нет. Водички из колодца попьем, можно и без кофию жить,
лишь бы только любил ты меня, Петруша…
Она стала перебирать белье, подаренное ей Мартосами на свадьбу,
и между простынями нашла серебряные рубли (таков был старый
обычай: класть деньги в белье новобрачной).
— Со мною не пропадешь, — повеселела Уленька. — Не было ни
грошика, так сразу рубли завелись…
Только она это сказала, как в двери забарабанили, да столь
внушительно, что Петр Карлович даже испугался:
— Кто бы это? Уж не дворник ли? Чего ему надобно?
Вошел дворцовый курьер, дядька здоровущий, весь разряженный, как
петух, и с удивлением обозрел скудную обстановку жилья
новобрачных, где столы были завалены комками сырой глины,
обрезками жести, рисунками и муляжами лошадиных голов.
— Наверное, я не туды попал, — оторопел курьер.
— А кого ищете, сударь?
— Барона Петра Карловича Клодта фон Юргенсбурга…
Сыскать его велел император, дабы срочно доставить в манеж
конной гвардии, где его императорское величество желает показать
барону лошадей, что привезены в Петербург из Англии…
Николай I похвастал перед анималистом статью английских
жеребцов, стоивших ему немалых денег, потом сказал:
— Барон! Давно наслышан об успехах твоих в лепке лошадиных
фигур. Это кстати. Мой архитектор Стасов перестроил Нарвские
триумфальные ворота, но теперь для колесницы Победы на аттике
требуется изваять шестерку лошадей. Думаю, никто лучше тебя с
такой работой не справится. Считай этот заказ моим личным заказом.
Сделаешь хорошо — награжу по-царски…
Обратно домой Клодт вернулся, обвешанный с ног до головы
кульками со сладостями, расцеловал свою Уленьку:
— А ведь ты и впрямь принесла мне счастье. Сейчас будем пить кофе с
сахаром, а затем поедем по магазинам.
внешность так:
Уленька предстала на портрете Брюллова, заключенная в овал, глядя на
нас, потомков, простым, но милым лицом. Кажется, вот-вот дрогнут ее
губы, и мы снова услышим ее смех, отзвучавший в былом веке!
Ее история могла бы сделать честь самому закрученному сюжету романа:
читать дальшеНо тут заявился в дом Мартосов барон Клодт, который, не помышляя о
тысячах рублей, сгорал на костре пламенной любви, и он сразу же рухнул
перед матерью на колени:
— Вы одна, божественная Авдотья Афанасьевна, можете устроить мое
счастье! Не откажите в руке вашей Катеньки, уговорите и своего супруга,
почтеннейшего Ивана Петровича.
На это ему было четко сказано:
— В уме ли вы, барон? Как такое могло прийти в голову? Да разве
Катенька ровня вам? Или решили, что одной селедки на двоих хватит?
Моя доченька изнежена, как цветочек, росла в холе и неге, дочь академика,
а вы… Много ли прибыли с лошадок, которых вы по ночам лепите? Нет,
голубчик, не там жену себе ищете… Ивана Петровича я даже и волновать
вашей просьбой не осмелюсь: он меня и вас турнет сразу!
Монолог почтенной дамы был слишком напыщен и долог, но я сокращаю
его до предела, ибо за его словами стоял сундук, наполненный деньгами.
Суть же монолога была такова:
— Вот если бы, скажем, моя дочь была мастерица на все руки да притом
еще нищая, как Уленька Спиридонова, пригретая нами из милости, так я
и мужа-то спрашивать не стала бы: берите хоть сейчас в жены... два
сапога пара!
Тут в душе Петра Карловича взыграла гордость вестфальских рыцарей,
владевших когда-то замком Юргенсбург, и он поднялся с колен, отряхнув
с них пыль. («Вся любовь к вдовушке Глинке мигом, словно чулок с ноги
, снялась».) — Вот и отлично, добрейшая Авдотья Афанасьевна, —
рассудил барон. — Совершенно согласен, что два сапога — хорошая пара!
Если вы считаете свою дочь принцессой, так я согласен жениться на ее
домашней прислуге, какова и есть Уленька.
— Никак изволите шутить со мною, барон?
Петр Карлович разложил все по полочкам:
— Уленька хлопочет с утра до ночи, я тоже трудолюбив.
Она бедная, и я нищий. Вот и станет женою мне, что гораздо лучше,
нежели бы я затащил в свой подвал балованную дочку ректора академии.
Пусть уж будет Уленька голодная и плохо одетая, но вы, отдавая ее за
меня, не боитесь этого…
Все решилось в два счета.
— Уля! — позвала Авдотья Афанасьевна сироту-приживалку. — Тут барон
Петр Карлович Клодт руки и сердца твоих про сит.
Уленька Спиридонова зашлась от веселого хохота:
— Вот уж не думала, не гадала, что стану я баронессой…
Петр Карлович взял хохотушку за руку.
— Верю, что ты принесешь мне большое счастье…
Мартос отнесся к свадьбе серьезно. В церковь сам приехал с
семейством, пригласил и знатных гостей. Невеста с трепетом ожидала
явления жениха. Но барон не показывался, и Авдотья Афанасьевна
изложила свои серьезные подозрения:
— Сбежал! Кому ж на нищей охота жениться?
В дверях храма возникла суета, священник вопросил:
— Что там за шум? Уймитесь.
Церковный сторож отвечал во всеуслышание:
— Да тут какой-то оборванец в божий храм ломится. Сказывает, что его
невеста заждалась. По шее давать али как еще?
— Пусти, — возвестил Мартос торжественно.
— Да он вить женихом себя прозывает.
— Это и есть жених, а вот и невеста его…
Утром, когда молодые проснулись, Уленька спросила:
— Чай будем пить или кофий со сладким сахаром?
— Я бы и рад, да где взять? — отвечал барон.
Уленька, румяная после сна, не огорчилась:
— Нет, так нет. Водички из колодца попьем, можно и без кофию жить,
лишь бы только любил ты меня, Петруша…
Она стала перебирать белье, подаренное ей Мартосами на свадьбу,
и между простынями нашла серебряные рубли (таков был старый
обычай: класть деньги в белье новобрачной).
— Со мною не пропадешь, — повеселела Уленька. — Не было ни
грошика, так сразу рубли завелись…
Только она это сказала, как в двери забарабанили, да столь
внушительно, что Петр Карлович даже испугался:
— Кто бы это? Уж не дворник ли? Чего ему надобно?
Вошел дворцовый курьер, дядька здоровущий, весь разряженный, как
петух, и с удивлением обозрел скудную обстановку жилья
новобрачных, где столы были завалены комками сырой глины,
обрезками жести, рисунками и муляжами лошадиных голов.
— Наверное, я не туды попал, — оторопел курьер.
— А кого ищете, сударь?
— Барона Петра Карловича Клодта фон Юргенсбурга…
Сыскать его велел император, дабы срочно доставить в манеж
конной гвардии, где его императорское величество желает показать
барону лошадей, что привезены в Петербург из Англии…
Николай I похвастал перед анималистом статью английских
жеребцов, стоивших ему немалых денег, потом сказал:
— Барон! Давно наслышан об успехах твоих в лепке лошадиных
фигур. Это кстати. Мой архитектор Стасов перестроил Нарвские
триумфальные ворота, но теперь для колесницы Победы на аттике
требуется изваять шестерку лошадей. Думаю, никто лучше тебя с
такой работой не справится. Считай этот заказ моим личным заказом.
Сделаешь хорошо — награжу по-царски…
Обратно домой Клодт вернулся, обвешанный с ног до головы
кульками со сладостями, расцеловал свою Уленьку:
— А ведь ты и впрямь принесла мне счастье. Сейчас будем пить кофе с
сахаром, а затем поедем по магазинам.