как сходу высосать из пальца диагноз поведенческой модели (с)
До немогу захотелось это выложить — наверное, потому что уже бело-розовые махровые баобабы снятся ))) Основная часть будет нескоро, вступление написано коряво, и не бечено. Потом уж пожалуюсь на себя любимой бете, надеюсь, она меня пожалеет и поисправляет косяки ) А пока пусть висит как есть )
Название: Личная собственность, цикл «Пересечение параллелей»
Фандом: АнК
Автор: Alison McL
Бета: mart
Персонажи: Катце, Рауль, различные ОП
Рейтинг: в районе R
Жанр: все в кучу
Дисклаймер: чужого не надо
Предупреждение: AU, ООС, пост Дана Бан; сиквел к фику «О тупиках формальной логики». Аффтара понесло.
читать дальшеНаверное, у всех бывают глупые тайны. Например, просыпаться с утра с мыслью, что у тебя есть собственный блонди. А потом гнать эту мысль, нелепую, навязчивую, но странно притягательную, куда подальше – чтобы не мешала нормально жить. Что с ним происходит? Всю жизнь был серьезным, ответственным. Предусмотрительным. Дальновидным. Теперь же проникнуться серьезностью положения не удавалось никакими силами. Можно хоть до посинения твердить себе, что держать в доме высшую элиту – удовольствие то еще, убедился на горьком опыте. Пусть и кажется оно по большей части необременительным, где-то даже приятным: все эти ненавязчивые заботы, мелочи, придающие жизни подобие уюта, беседы за шахматами и чашкой хорошего кофе в редко выпадающие свободные вечера…. Правда, беседа с Раулем легко может обернуться потоком занудства с его стороны, но к этому Катце уже как-то привык. Раньше прозвище «идеальный блонди» было для него не более чем словосочетанием, звукорядом. Теперь приходилось признать, что он действительно обитает под одной крышей с почти идеальным существом, способным при всей своей язвительности и прямоте обходить острые углы – если захочет, конечно, – не доводя дело до настоящего конфликта; проявлять внимание и заинтересованность без навязчивости. А то, что Рауль зануда, каких поискать – кто ж додумается вменить занудство блондям в недостаток?
Впрочем, у Катце уже мелькала светлая мысль какими-нибудь правдами или неправдами подбить Рауля вывести в своей лаборатории пета с относительно высоким уровнем интеллекта – чтобы господин биотехнолог мог более-менее сносно с ним общаться и задалбливал своей непререкаемой и непробиваемой логикой не одного только рыжего.
И все равно, глубоко-глубоко запрятанному, старательно игнорируемому самолюбию Катце льстило, что бывший Главный нейрокорректор и Второй консул Амои фактически ест с руки у него, монгрела и бывшего фурнитура, «мебели», которую этот самый блонди вряд ли замечал в бытность рыжего обитателем Эоса.
Как-то незаметно у Катце завелась даже привычка баловать своего затворника-блонди, притаскивая в дом всякие экзотические мелочи, способные заинтересовать и развлечь его. После выяснения отношений с помощью парализатора эта привычка и вовсе превратилась в потребность, сродни собственническому инстинкту. А что еще остается, раз позволил Раулю до такой степени пропитать собой всю его жизнь? Рыжий улыбался про себя, вспоминая странную сказку для взрослых детей и меланхолично забавляясь идиотизмом ситуации.
Угу – Лис, приручивший Маленького Принца.
АПД: еще кусочек* * *
Звонок раздался, когда Катце сидел в небольшом кафе с потенциальным клиентом, параллельно с ничего не значащей беседой обсуждая возможности поставки товара, в котором тот был заинтересован.
- Катце, мне жаль, если отвлекаю тебя от дел, но это срочно. И без посторонних ушей, рыжий.
Если бы еще со времен фурнитурской молодости Катце не натренировался владеть собой настолько, насколько вообще способен обычный человек, всеми силами старающийся подражать ледяной невозмутимости Первого Блонди, то в тот момент собеседник наверняка мог бы прочесть на его лице некоторое изумление и настороженность, как у почуявшего опасность хищника. Никогда прежде Рауль не называл его «рыжим», всегда обращался только по имени. Извинившись перед кандидатом в клиенты, Катце, не отключая связи, быстро вышел из зала и заговорил снова только в собственном каре:
- Что случилось, почему ты отключил изображение?
В ответ экран комма вспыхнул, демонстрируя гостиную в их с Раулем доме, и одновременно зазвучал голос блонди, привычно ровный и спокойный:
- У нас взломана система безопасности, в саду и в доме засада. Я видел восемь человек, наверняка снаружи еще столько же или больше. Могу описать главных действующих лиц, но не думаю, что это нужно. Не хотелось бы, чтобы звонок случайно засекли. Из их разговоров я понял, что ты должен очень большую сумму плюс моральный ущерб и проценты.
Рыжий едва смог вспомнить, как пользоваться собственными легкими.
- С тобой все в порядке? – сдерживаясь, чтоб не заорать, спросил он. – Как тебе вообще удалось позвонить, если они вломились в дом?
- Со мной все в порядке. Я дал тебе всю информацию, какая может быть полезна. За мной не следят, потому что считают трупом.
* * *
Полчаса на все – собрать подходящих людей из своих, добраться до места, оставить маленький аэрофургон в укрытии и по обрывистому берегу, продираясь через приречную растительность, со всей командой осторожно подобраться к собственным владениям. А до того, по дороге, фактически на пальцах объяснить людям план местности и план захвата участка над рекой, где стоит маленький светло-сиреневый коттедж. И все это время не позволять себе ни единой мысли кроме как о координировании действий для своих и прикидок по действиям противника.
Все-таки абсолютно неумная идея устраивать засаду на него в его же собственных владениях, которые он знает вдоль и поперек, поскольку сам разрабатывал систему безопасности, и установку тоже производили под его личным контролем. Более того, дом нарочно был куплен в таком месте, где можно обеспечить почти идеальную неприступность. Кто же знал, что попадется Катце настолько серьезный противник, располагающий услугами высококлассного хакера, и этот хакер сумеет вклиниться в автономную, никаким боком не связанную с Сетью систему охраны участка и нейтрализовать ее. Как выяснилось позже, разведка конкурирующей фирмы почти две недели лазила с датчиками в зарослях черемухи и ракитника, пока не разыскала выведенный за пределы охранного силового поля приемник домашнего телефона. Через него и добрались до управления охранной системой.
Пересечение с этими людьми было рыжему почти навязано. Клиент, кинувший Катцева могущественного конкурента, вышел на него сам, предложил довольно интересную комбинацию, так что рыжий, взвесив все «за» и «против», решил рискнуть. Неудивительно, что обойденный коллега по теневому бизнесу жаждал мести. Катце был вполне осведомлен о нем и его возможностях, но к тому времени имел уже достаточно сил и влияния, чтобы не слишком переживать за последствия. Осведомленность, впрочем, оказалась взаимной – иначе откуда бы вышедшим на тропу войны знать, что Катце вообще живет у рагона на куличках, а не в особняке в престижном дачном районе, где неплохо проводит свои дни его двойник-андроид. Не иначе, сдал кто-то из своих, а вот кто именно – предстояло еще разбираться…
Освобождение частной территории от непрошенных гостей заняло меньше десяти минут. Засевших в саду и во дворе застали врасплох настолько неожиданно, что сделано было всего три-четыре выстрела с обеих сторон. Впрочем, рыжий не сомневался, что ребята справятся, выполнят указания точно и без лишних вопросов: кого попало он в подручных не держал. Тем, кто засел в доме, Катце просто предложил сдаться, памятуя, что самую большую ценность, какая у него имелась, считают мертвой. Деваться им все равно некуда, к тому же на такой случай существовало немало гуманных и не очень гуманных способов выкуривания, осажденному противнику это было известно не хуже, чем самому рыжему.
Еще до того, как его люди успели проверить дом на предмет ловушек и засады, Катце почти бегом рванул в гостиную.
Рауль лежал в углу под растянутыми по декоративной решетке вьющимися растениями, названия которых рыжего никогда не интересовали, почти до самых глаз завернутый в стянутое с софы покрывало. Краем зрения рыжий видел кровь на пестром ковре под ногами, однако вид кокона, в который превратил себя блонди, насторожил его гораздо больше.
- Что…? – Катце смотрел на устремленные к нему снизу вверх припухшие зеленые глаза и не знал, как задать вопрос, с какого края вообще подойти к случившемуся. До такой степени не по себе ему не было даже тогда, когда первый раз увидел дыру, прожженную в спине блонди.
- Катце, ты мне нужен один и располагающий достаточным количеством времени. Поговорим, когда покончишь с более важным и отошлешь своих людей.
- Хорошо, - кивнул Катце, чувствуя сильную потребность сглотнуть тяжелый, мешающий дышать ком.
По его приказу подчиненные запихали все, что осталось от недавней засады, в аэрофургон и увезли далеко-далеко, в район космопорта, где находились старые склады, парочку из которых Катце арендовал. Там проигравшим предстояло дожидаться решения своей участи, пока победитель разберется с состоянием единственного имевшегося у него домочадца.
- Катце, надеюсь, ты видел достаточно изуродованных трупов, - менторским тоном начал Рауль, как только рыжий заверил его, что они одни и времени у них достаточно. – И тебе не станет плохо. Ты нужен мне во вменяемом состоянии, способный точно выполнить мои инструкции. Все, что нужно, можно найти в лаборатории…
- Хватит уже, - почти рявкнул Катце, совсем не воодушевленный таким вступлением. – Как я понимаю, тебя изрядно покалечили, и требуется помощь. А не лекции на тему. Давай уже!...
Однако, несмотря на решительность тона, покрывало он разворачивал очень медленно и осторожно. При первом же прикосновении к объемной, шоколадного цвета ткани, под пальцами захлюпала липкая влага. На Рауле места живого не оказалось в полном смысле этого выражения: в клочья изодранную домашнюю одежду всю пропитала кровь неестественного малинового цвета; но даже на таком фоне легко было заметить повреждения, применительно к которым словосочетание «рваные раны» было бы довольно мягким. Во многих местах был виден неприятный искристый блеск, происхождение которого не составляло для Катце загадки – такие следы оставляет оптоволокно. Рыжий подумал, что концентрация дэта-кварцевых частиц в крови блонди сейчас наверняка зашкаливает, обычному человеку, не элите, вполне хватило бы одного этого, чтобы загнуться в муках. Позже, освободив истерзанное тело от остатков одежды и осторожно стирая кровь мокрым полотенцем (влажные салфетки были почти бесполезны при таком ее количестве), он заметил в довершение ко всему крошки ржавчины. Очень давно, еще при первых поселенцах, в этих местах было какое-то баснословно богатое месторождение и куча перерабатывающих заводов, так что до по сию пору из земли можно было извлечь какую-нибудь железную арматурину, просто попинав в любом месте носком обуви. Перемазанное в крови подтверждение его догадки, впрочем, валялось тут же, в углу, растопырив кривые ржавые загогулины.
Потом он вкалывал в вену блонди дозу обезболивающих и стимуляторов, рассчитанную на средних размеров гиппопотама; стоял рядом, когда тот, с невозмутимым выражением на разодранном арматурой лице, перед зеркалом накладывал себе швы на это самое лицо; помогал делать перевязку на самые пострадавшие места… Как ни старался Катце держать себя в руках, но руки затряслись, когда он накладывал и фиксировал тампоны на изуродованном до неузнаваемости паху блонди. Единственная в его собственной жизни хирургическая операция, произведенная очень аккуратно, с хорошей анестезией, все еще вызывала у Катце внутреннюю дрожь при одном воспоминании о ней. А Рауля калечили намеренно и невероятно болезненно, и честно говоря, Катце даже думать себя заставить об этом не мог, плюс пришлось наблюдать, как блонди, не моргнув глазом, удаляет скальпелем ошметки и вставляет катетер…
- Регенерирует, - сказал Рауль, словно прочитав его мысли. А может, просто перехватил помутневший от впечатлений взгляд рыжего.
До Катце не сразу дошло, а когда он понял, о чем речь, то мог лишь уставиться на блонди в немом изумлении. Однако сомневаться в словах Эма не приходилось – не тот момент, чтоб шутить, да и говорил он вполне серьезно; похоже, этот вопрос даже не особо его интересовал.
«Фурнитурская карьера блондям явно не светит», - была единственная идиотская мысль, на которую оказался способен деморализованный шоком мозг Катце.
Он даже не смог бы сказать, сколько все это длилось, прекрасное чувство времени на этот раз изменило рыжему, а на часы Катце не смотрел с момента звонка, заставшего его в кафе.
Но с оказанием первой помощи разделались, и Рауля водрузили на его родную кровать, не менее обширную, чем в былые времена в эосских апартаментах.
- Какого рагона ты позволил так себя отделать?! – вырвалось у Катце вместе со вздохом облегчения. – При твоих-то способностях!...
- Ты бы предпочел, чтобы меня пристрелили или сделали заложником вместе со всеми моими способностями? – ядовито поинтересовался блонди. – Их было восемь человек, хорошо вооруженных и полностью владеющих ситуацией. Кто-нибудь все равно успел бы выстрелить и вызвать на помощь оставшихся во дворе. Тогда все эти повреждения красовались бы сейчас на твоей шкуре. Вернее, на твоем трупе.
- Надо было сдаваться. Даже если бы с тобой оставили охрану, то не больше двоих, с ними бы ты управился. С одним – тем более…
- Видишь ли, - в голосе Рауля звучало едва заметное раздражение, - они не предупредили, сколько именно человек намерены ко мне приставить. Если больше одного, то уже был риск, что без шума не обойдется. Я хотел быть уверен, что удастся связаться с тобой и предупредить о засаде… Кроме того, у меня не было ни малейшего желания подвергнуться сексуальным действиям, а как раз об этом предупреждение на их лицах было написано вполне явственно.
- И только из-за этого… - начал Катце, однако тут же оборвал сам себя. – Ладно, отдыхай. Поговорим, когда вернусь.
Еще раз окинув внимательным взглядом распростертого на постели блонди, убедившись, что больше от него пока ничего не требуется, Катце постарался сделать непроницаемое лицо и решительно вышел из комнаты.
* * *
Наверное, призрак горящего Дана Бан так и будет преследовать его всю оставшуюся жизнь, думал Катце, глядя, как догорает один из складов. Когда-то он увидел это место, подыскивая себе подходящие складские помещения, и сразу подумал, что вот такое сооружение на отшибе, среди очищенных от старых строений и еще незастроенных территорий, сможет когда-нибудь сослужить ему службу. Находилось все это ближе к бывшему, теперь уже не используемому космопорту, никто особо не жаждал хранить там свои товары, поэтому аренда обходилась дешево. А сейчас его люди просто взорвали одну из построек – сразу после того, как вызналт у несостоявшихся рэкетиров все, что нужно, и заперли их внутри. Никаких чувств Катце не испытывал, кроме разве что боли при мысли о лежащем в его доме блонди, обезображенном, изувеченном и беспомощном. Стоять и любоваться медленно затихающим пламенем было тем еще мазохизмом; в голове, словно закольцованная, крутилась единственная мысль: если бы сегодня вселенная опустела для него еще раз, что бы он делал?
С трудом оторвавшись от болезненно-завораживающего зрелища, рыжий заставил себя сесть в машину и двигаться дальше: его ждали еще несколько срочных дел. И дома ждали.
АПД2* * *
Местные законы Катце знал на «ять» - врага всегда надо знать в лицо. А те пункты, с которыми имелась наибольшая вероятность столкнуться в повседневной деятельности, вообще мог процитировать, даже не отрываясь от написания какого-нибудь особо заковыристого вируса (в подарок конкурентам). Уточнив у хороших знакомых в полиции сумму штрафа за несанкционированные фейерверки из нежилых строений, рыжий направился прямиком к начальнику участка – с уже готовым заявлением о происшествии.
- Вот, капитан, - изобразив на лице максимальную законопослушность и объяснив цель своего визита, продолжал он, - здесь полторы тысячи кредитов…
И беззастенчиво отсчитал три.
- Но здесь… - попытался возразить начальник, сбитый с толку несоответствием честного вида рыжего гражданина и его действий.
- Нет-нет, все совершенно точно, вот, смотрите: сто, двести, триста… - принялся отсчитывать скромный гений преступного мира, шлепая на каждый счет по две сотенных купюры.
* * *
К себе он вернулся уже в густых сумерках. Непривычную пустоту и темноту дома освещало лишь льющееся в окна сияние наружных фонарей, странно похожее на лунное: перед уходом рыжий запретил дроиду включать свет, если только сам Рауль не отменит это распоряжение.
Блонди лежал на своей просторной кровати – неподвижно и с закрытыми глазами, однако Катце знал: это еще не значит, что он спит. Если бы не самолично вколотое рыжим снотворное с успокоительным, он вообще был бы уверен, что нарушил чуткий сон искусственного организма.
И действительно, едва Катце подошел ближе и остановился, глядя на блонди сверху вниз, тот открыл глаза, медленно повернул голову:
- Как я понимаю, тебя интересуют подробности.
- Не отказался бы. Но это может подождать до твоего выздоровления. - Катце осторожно присел на край необозримой постели. Интересно все-таки, зачем элите такой простор для сна?
- Не беспокойся, мне и сейчас не составит большого труда.
…Оказалось, вторжение в охранную систему вызывало – теперь уже никогда не узнать, намеренно или по ошибке, – отключение энергии по всему участку. Возможно, если бы не это, Рауль так и продолжал бы оставаться в своей малопривлекательной внешне лаборатории на заднем дворе, ни о чем не подозревая и не будучи обнаружен. И события развивались бы совершенно иначе. Но у него погас монитор, отключились все установки жизнеобеспечения для опытных образцов, и блонди отправился в дом, разбираться, что случилось. Разумеется, с обостренным восприятием элиты невозможно было не заметить засевших в саду людей. Но так как уже между лабораторией и домом, имея очень небольшой угол обзора, он увидел сразу четверых, то останавливаться не стал, предпочел выяснить ситуацию до конца. Его появление в холле, куда Рауль вышел с другой стороны, с черного хода, оказалось для чужаков совершенно неожиданным: видимо, за две недели подготовительных действий Эм ни разу не попался никому на глаза. Что неудивительно, он всегда предпочитал сидеть дома, даже в сад выходил нечасто.
За первым замешательством непрошенных гостей последовало несколько издевательских и сальных реплик в адрес Раулевой внешности. Блонди, которому хватило этих нескольких секунд, чтобы составить план действий, симулировал попытку сопротивления, нарочно нанес удары по болевым точкам всем, до кого «успел» дотянуться, в том числе главному из вторгшихся в дом. Расчет Эма был на то, чтобы разбудить их ярость и стремление ответить тем же, и он себя оправдал. Дальше оставалось только дотерпеть до момента, когда его внешний вид будет достаточно соответствовать изображаемой смерти…
Катце понял, что слушал почти не дыша, только когда Рауль замолчал, а сам он не смог удержать судорожный вздох.
- Катце, - тихо сказал блонди. – Если тебе нужно – кури.
Рыжий немедленно ухватился за эту возможность и за сигареты с зажигалкой, однако так и не закурил.
- Может, все-таки вколоть обезболивающее? – Сказано это было скорее для того, чтобы что-то сказать. И по настойчивой внутренней потребности хоть что-то сделать для того, у кого в долгу.
- Нет, это замедлит регенерацию. К тому же я могу блокировать болевые ощущения, так что практически ничего не чувствую, - говоря это, Рауль взял руку Катце и подтянул его ладонь себе под не пострадавшую щеку – так, словно это было что-то само собой разумеющееся, привычное. И закрыл глаза.
Рыжий не пытался ни возражать, ни высвободить бесцеремонно захваченную конечность. Однако этот полудетский жест неожиданно поднял в нем целую мешанину мало совместимых между собой чувств, первым из которых, как ни дико, оказалась злость – на себя, на блонди, на весь мир. Неправда, что ему не больно; может быть, не физически, но никогда не битому гордому элитнику, впервые столкнувшемуся с унижением, новый опыт вряд ли достался легко. Катце помнил, как его, шести- или семилетнего, за что-то отлупили девчонки в Гардиан. Драться они не умели, и за что тогда на него взъелись, рыжий тоже давно забыл, но чувство отчаянной обиды, стыда, отвращения к самому себе, как ни странно, не стерлось из памяти и по сей день.
Он сидел, смотрел на неподвижного и почти безмятежного блонди, тихо ненавидя самого себя: не сумел как следует защитить, уберечь это чудо элитное, которому место в блистательных апартаментах Эоса или стерильных биотехнических лабораториях, но никак не в доме теневого дельца. И не признающая никаких доводов бессильная злость на Рауля: какого рагона он позволил сделать это с собой? Нашел бы Катце потом ниточку, разобрался бы, сумел бы его выручить, даже если бы захватили в залог. Не стоила вся эта каша таких жертв.
Но было еще что-то, до звона тянущее жилы из груди, обжигающее изнутри глаза неспособными пролиться слезами; что-то, рождающее одновременно нелепую радость и невыносимую тоску. Стало вдруг до детской обиды жаль длинных золотых локонов, которыми в былые времена щеголял Идеальный Блонди. Захотелось, чтобы были они сейчас рассыпаны по постели вокруг головы его спящего приятеля, провести по ним ладонью, осторожно погладить, и тем дать выход этому странному, рвущему легкие чувству. Дотронуться же до головы или плеча блонди он не решался – и не только потому, что боялся причинить боль.
Словно почувствовав его напряжение, Рауль снова открыл глаза и вопросительно приподнял бровь. Осознав, какое выражение тот увидел сейчас на его украшенном мужественным шрамом лице, и как замечательно это выдало перед Эмом все его чувства, рыжий немедленно ощетинился внутренне и, приняв обычный свой непроницаемо-отстраненный вид, ответил на изгиб красивой золотистой брови яростной контратакой:
- Скажи, а твои 300 продвинутых блондячьих ай-кью хотя бы подумали, что тебя в самом деле могли убить? И очень даже запросто, будь ты хоть десять раз элита.
- Разумеется, - невозмутимо ответил Рауль. – По моим расчетам вероятность составляла от тридцати до тридцати пяти процентов.
И удовлетворенно оглядев обезоруженного таким заявлением Катце, с ехидцей поинтересовался:
- Ты всю ночь собираешься провести, скрючившись на краю, как птичка на жердочке? Может, все-таки ляжешь нормально?
Устроиться на широкой Раулевой кровати получилось вполне удобно. Блонди вообще неукоснительно уделял внимание таким вещам, как эргономичность и комфорт, хотя скорее всего это являлось благоприобретенной привычкой, причиной которой был педантизм его натуры, а не требованием собственного организма. Когда они, покинув Оксту, скитались по галактике с целью замести следы, Катце не раз имел возможность убедиться, что Рауль способен преспокойно спать в самых немыслимых позах на самых неприспособленных для этого поверхностях.
Но, несмотря на удобство и усталость, сон не шел. Что-то грызло Катце изнутри, все было неправильно. Мироздание безжалостно повернулось к нему очередной гранью, и хотя рыжий принял это, как принимал все, что посылала судьба, было тяжело. Он привык видеть в Рауле машину, или куклу, или монстра. Фурнитурского почтения к элите не было уже давно, Катце сам не мог бы сказать, насколько давно. Возможно, исчезло со смертью Минка и Рики, опрокинувшей весь мир на пятую точку, когда ничего уже не могло остаться прежним. А может, и раньше, по вине того же Минка – просто потому что никто не в состоянии был сравниться с ним, и никто после него уже не заслуживал в глазах рыжего права на преклонение. К Эму он относился скорее как к опасной игрушке, собственную привязанность к которой считал патологией. Было в этом почти такое же пренебрежительное высокомерие, как в отношении элиты к монгрелам. И возможно, являлось маленькой тайной местью за прежнее свое незаметное положение при Ясоне, за свою одновременно необходимость и ненужность.
Но в данный момент, лежа рядом с тихо спящим существом, чувствуя тепло его щеки и легкое дыхание на своем предплечье, Катце увидел совсем другую картину. Почему, собственно, он должен считать, что блонди не люди? Или хотя бы этот конкретный блонди. Об органических различиях речь не шла принципиально: нечего придираться к мелочам. А что до остального… У элиты ведь те же человеческие реакции, только им требуется большая сила воздействия, чем обычным людям. И Рауль не хуже любого человека знает цену страху, боли, одиночеству; в его жизни было как минимум два дорогих существа – Ясон и Джей… Существует немало людей, у которых и столько нет, и никогда не будет.
Что еще? Не такой, как другие? Но то же самое можно сказать и про Катце, а дальше – все относительно, вопрос степени и значения, и только. Инородность Рауля не мешает ему жить. Рыжий задумался: что же в таком случае может определять его отношение?
То, что Эм в некотором смысле мизантроп, склонный рассматривать окружающих, как бактерий через микроскоп: не столько потому, что так же незначительны, сколько по странной способности видеть во всем окружающем в первую очередь объект для изучения? Но этот тип личности не нов, он давал миру и худшие экземпляры, на фоне которых Рауль относительно безобиден, учитывая, что в человеческом социуме он соблюдал правила игры – писанные и неписанные законы общества – так же неукоснительно, как в Танагуре.
То, что сволочь, как все блонди, и преступил морально-этических норм больше, пожалуй, чем все его братья, вместе взятые? Ну, так ему эти нормы никто не прививал; можно считать, что сам Катце, работая на Ясона, далеко переплюнул Рауля по части нестыковок с совестью. И не ему судить Эма.
То, что Рауля трудно понять с человеческой точки зрения, а ему, в свою очередь не всегда удается понять людей? Опять же, какое до этого дело лично Катце? Тех точек соприкосновения, что были у них с Эмом, рыжему вполне хватало; если бы их вдруг оказалось больше, то привыкшему от всех отгораживаться дилеру наверняка было бы неуютно. Можно, конечно, продолжать пугать себя словом «блонди», поглядывая на того, с кем оказался в одной лодке и на одной кровати, из-за выстроенных в собственной душе баррикад, можно напомнить себе про такой аспект, как непредсказуемость элиты. Но кто предсказуем? На Амои, да и после тоже, Катце довелось наблюдать много всего интересного, видеть, как люди, сегодня преданно любившие друг друга, назавтра задыхались от ненависти и стремились к взаимному уничтожению. Жизнь – всего лишь череда бесконечно меняющихся обстоятельств, глупо надеяться раз и навсегда устроить в ней свое благополучие.
У блонди есть все основания рассчитывать на его человеческое отношение. А чувство вины только способствует.
* * *
Утром, перед тем как уйти, Катце еще раз заглянул в спальню к блонди. Очень не хотелось оставлять его одного на целый день; андроид и охрана в саду, которой запрещалось входить в дом, не в счет. Впрочем, они уговорились, что Рауль немедленно даст Катце знать при малейшей необходимости. Блонди уверял, что все в порядке и дальше должно быть в порядке, но на душе у рыжего все равно не было покоя от мысли, что он, беспомощный, будет тут валяться без человеческого присмотра. О том же, чтобы взять в свой тщательно оберегаемый от чужих дом сиделку, Катце и мысли не допускал.
Он постарался вернуться пораньше, по возможности сгрузив дела на подчиненных. Снизошел до разговора с дроидом, встретившим его в дверях, и услышав, что все в порядке, резво прошествовал в спальню блонди.
Пустая неубранная кровать и комната без признаков хозяина заставили его застыть в растерянности, а затем, благодаря природной находчивости и неплохой реакции, призвать дроида высоким кересским слогом.
В итоге оказалось, что рыжий был несправедлив к своей автоматической прислуге: тот быстро прояснил ситуацию и привел Катце в его собственную спальню, почти наполовину занятой терминалом, навороченность которого, впрочем, нужна была Катце не столько для дела, сколько для сознания, что оно есть.
Рауль спал на узком диванчике у стены, противоположной той, что занимал терминал; рядом прямо на стуле стояли лекарства, вода и все, что еще могло понадобиться.
Нет, все-таки блонди непредсказуемы, кем ты их ни считай и как к ним ни относись. Озвучить светлую мысль «Что за хрен?» Катце не решился, хотя Эм и проснулся, улыбнувшись ему здоровой половиной лица. Перемещение с удобного ложа на неудобное стало понятно для рыжего ближе к ночи, когда на предложение доставить Рауля в его собственную постель, потому что уже поздно, а Катце собирается еще долго сидеть за работой, услышал ответ:
- Я пойду спать, когда ты закончишь. Кури, не обращай на меня внимания. Мне просто нужно, чтобы кто-то был рядом.
Но, уложенный спустя два с половиной часа на собственную кровать, он опять отказался выпустить руку рыжего. И Катце, вздохнув про себя, решил, что следует смириться – ночевать здесь придется еще не раз.
АПД3Спать на одной кровати с Раулем оказалось неожиданно спокойно и комфортно. Чаще всего блонди обнимал своими большими, прохладными и сухими – даже сейчас – ладонями его кисти, или просто брал за руку, крепко, но не пережимая. Стоило рыжему пошевелиться, меняя позу, Рауль тут же выпускал его, находя и присваивая снова лишь тогда, когда тот затихал. Эм не возмущался, если Катце долго ворочался с боку на бок без сна, мог только спросить, что случилось, и не вызвать ли дроида с транквилизатором либо снотворным.
Но по мере того, как Рауль поправлялся – ударными темпами, как и положено, у Катце все чаще стало возникать чувство, будто что-то идет не так – неуловимо, непонятно, и, тем не менее, рыжий чувствовал в атмосфере своего дома напряженность, словно стоящую за спиной смутную тень. Это действовало на нервы своей необоснованностью и неопределенностью, Катце снова и снова безрезультатно пытался понять, в чем дело. Все так же по возвращении его встречали хорошо проветренные, сияющие чистотой комнаты; все так же раньше или позже появлялся не пороге его кабинета-спальни Рауль, разминал напряженные плечи и шею, гнал в душ, если считал, что одного массажа недостаточно. Мог уйти или остаться, устроившись на диване – в зависимости от того, какие выводы делал, окинув рыжего взглядом, наводящим на мысли о диагностической аппаратуре. Перекинуться с ним парой слов или помолчать, занимаясь своими делами, погонять вечером чай-кофе за шахматами или просто за разговором, который, перебирая тему за темой, словно струны мистического инструмента, постепенно начинает звучать только им двоим понятной музыкой. Слова и определения не теряют от этого смысла, беззвучная мелодия вплетается между ними органично, заполняя собою все, делая пространство единым и не допуская в него никого, кроме собеседников.
Катце боится думать, что, наверное, это счастье.
Словом, все своим привычным чередом, и все же…
Что-то не так было с Раулем. Почему рыжему стало казаться, будто блонди напряжен и беспокоен? Какие-то едва уловимые нотки в интонациях, почти незаметные изменения в мимике… Все же у Эма, как и у Минка, несмотря на классически совершенные черты, очень выразительное лицо. Правда, проявляется эта выразительность иначе, но разве в том дело?
В конце концов рыжий поймал-таки момент, когда на красивом лице ясно и отчетливо отразилась тень внутренней тревоги, подошел к Раулю, взял за плечи и тихо, настойчиво потребовал:
- Что с тобой? Что за проблема тебе покою не дает?
- Я не стал бы называть это проблемой, Катце, - медово-золотая волна качнулась в такт отрицательному жесту. – Всего лишь пытаюсь составить для себя оптимальный план действий.
- Что ты задумал? – В янтарных глазах рыжего заплясали насмешливые искры, а внутри что-то сжалось: он и сам не понял, откуда этот внезапный страх, что могло так насторожить его в словах блонди.
- Я хочу продать несколько своих разработок и расширить лабораторию. Основная проблема в том, чтобы найти покупателей и точно установить степень их надежности.
Ну конечно, слабое место господина биотехнолога – связи с общественностью! Обладая запредельными аналитическими способностями, умея разложить на все возможные составляющие любой предмет или явление, Рауль, как никто, понимал, насколько относительны все получаемые им на этой стезе результаты, ведь абсолютной полноты необходимой для обработки информации достичь невозможно. Тем более, когда дело касается человеческого фактора; каждый человек – айсберг, готовый в любой момент показать свою скрытую сторону и свести на нет все сделанные на его счет выводы. Наверное, потому Эм так не любил иметь дело с людьми, да и с элитой тоже, судя по репутации законченного индивидуалиста даже среди своих собратьев-блонди, отнюдь не страдавших повышенным чувством товарищества. Катце иногда пытался себе представить, как жилось Раулю те четыре с половиной года до их встречи на Оксте, когда элитнику одновременно пришлось осваивать сразу несколько новых для себя социальных ролей. Наверняка было несладко, и даже – кто знает? – не это ли стало одной из причин, почему он так искал общества Катце – знакомого, знающего уклад и особенности жизни элиты, способного понять его, его потребности и взгляды.
Разумеется, спросил рыжий совсем о другом:
- Значит, тебе нужны деньги на апгрейд лаборатории? Давно бы мог сказать.
- Ты не понимаешь, Катце. Я не приношу дохода.
От неожиданности рыжий едва не перекусил фильтр незажженной сигареты. Благодаря Раулю, вернее, его нелюбви к дыму и прочим вредным для здоровья вещам, Катце обзавелся привычкой, по его мнению, гораздо более вредной и раздражающей, чем само курение (потому что дурацкой): таскать в зубах сигареты, не прикуривая, и грызть фильтр.
- Рауль, - собравшись с даром речи, он покачал головой. – Ты же знаешь…
- Да, знаю. Но меня это не устраивает.
- С каких пор? – В глазах рыжего вспыхнул упрямый огонек: он очень старался, чтобы наметанный, излишне наблюдательный глаз искусственного создания не уловил, насколько ему не по себе, как сжимают сердце тиски тревоги и нехороших предчувствий.
- Раньше тебя все устраивало.
- Теперь перестало, - спокойно ответил блонди.
- Почему?
- Причин достаточно. Ни одна из них не представляет для тебя интереса. Я хотел бы заниматься более серьезными исследованиями, чем до настоящего времени, и параллельно делать что-то, что окупало бы их.
- Тебе стало скучно?
- Скорее, я не задействую полностью свой потенциал.
- Ну хорошо. Я могу заняться организационной стороной, ты же знаешь.
- Нет, Катце. Ты и так слишком мало отдыхаешь, и всех оздоровительных мер, которые я могу предпринять для твоего организма, явно недостаточно, тебе необходим более размеренный образ жизни. И более здоровый. Единственное, в чем мне действительно потребуется твоя помощь – это проверка потенциальных покупателей на надежность и платежеспособность.
- Рауль, - рыжий чуть склонил голову набок. – Это не имеет смысла. На поиск покупателей у меня уйдет намного меньше сил и времени, чем у тебя.
- Ну хорошо, пусть так, - с заметной неохотой согласился блонди, и вновь проскользнула в его поведении какая-то напряженность. – Но я хотел бы присутствовать при заключении сделок, если не возражаешь.
- Возражаю, - едва сдерживая раздражение, отрезал рыжий. Как же это рафинированное создание не понимает: нелегальная продажа плодов его исследований – вещь отнюдь не безопасная, дело приходится иметь с натуральными крокодилами и вампирами, да и вообще, чем меньше свидетелей в таких предприятиях, тем лучше. А если кто-нибудь вместе с разработками возжелает заодно и разработчика, позарившись на нечеловеческую красоту, которую никакой маскировкой не скроешь? Запросто может получиться коктейль из охоты с войной, да такой, что будет уже не до расширения лабораторий и связанных с этим хлопот.
Хорошо еще, что блонди не встал в позу и соизволил объяснить свое желание: ему хотелось лично видеть реакцию покупателей, следить за ходом переговоров по купле-продаже, составить обо всем собственное представление. При всей своей неконтактности, Эм умел с поразительной точностью подметить и оценить мельчайшие оттенки человеческого поведения. Затем, собственно, и вменялось в обязанности Раулю присутствовать на всех заседаниях Синдиката, дипломатических встречах и приемах. Фактически, он был вторыми глазами Минка, способными видеть то, что нужно, и именно так, как нужно, чтобы потом предоставить плоды просеянных через сито своего аналитического ума наблюдений в распоряжение Ясона, который, в свою очередь, умел мастерски ими воспользоваться.
Катце пообещал Раулю подробные записи всех «встреч на высшем уровне», и на том блонди, после недолгих возражений, успокоился. До какой-то степени успокоился после этого разговора и сам Катце. Правда, ненадолго, и через некоторое время его опять одолели мысли о странной перемене в склонностях блонди. Он терялся в догадках, с чего вдруг его блондиевскому высочеству стукнуло перейти на самоокупаемость. Сидел же сколько времени на шее у Катце, играя в свои высокоинтеллектуальные, запредельно дорогие игрушки, без всякого намека на неудобства со стороны совести или самолюбия. Полагал, видимо (вполне справедливо, между прочим), что рыжий, привыкший вкалывать на всю экономику Амои, личный бюджет Ясона и только в последнюю очередь – на пополнение собственных банковских счетов, будет вполне в своей тарелке, если за неимением Минка кто-нибудь другой станет освобождать его от части немалой прибыли, нажитой упорным, хоть и не совсем законным трудом. То, что Рауль этим и себя ставил фактически в положение дорогой игрушки, похоже, совсем его не волновало. Почему же стало волновать теперь?
Сколько Катце ни ломал свою рыжую голову, вариантов выходило только два: либо Рауль Эм решил его кинуть, поступив по странной справедливости своих не менее странных принципов, либо, как ни дико это звучит, но блонди стала тревожить собственная привязанность, силу которой он, возможно, осознал до конца, пока находился в беспомощном состоянии и вынужденном бездействии. И Эм решил как-то уравновесить положение, компенсировать финансовой независимостью.
«Отгородиться от меня», - лезла неотступная мысль. Все-таки, во второй вариант, несмотря на его теоретическую вероятность, поверить было труднее. Скорее уж Катце поверил бы в привязанность Ясона Минка; может, потому что видел, как менялся взгляд этой ледяной статуи, когда он смотрел на Рики – от обычной отстраненности и равнодушия не оставалось следа.
А Рауль… Да, в его глазах под темно-золотыми ресницами плескались порой теплые волны, но это было скорее сродни беззащитности, чем той глубокой, затягивающей нежности, с которой Ясон смотрел на своего любимца. Рауль же и во сне, с закрытыми глазами, когда его размеренно-легкое дыхание касалось пальцев рыжего, все равно оставался отстраненным и погруженным в себя. Вот только зачем бы ему раз за разом дожидаться Катце, не ложиться без него, зачем прижимать к щеке его прокуренную ладонь? Во всех этих мелочах нет смысла, если он намерен сколотить собственное состояние и уйти; вполне можно обойтись более банальными и одновременно более явными знаками внимания. Эта мысль немного успокаивала рыжего, который после нападения на дом окончательно сроднился с фактом, что Рауль необходим ему, он фон, лейтмотив всего существования Катце. И что он все-таки намертво привязался к Эму, как ни сопротивлялся этому процессу, как ни отгораживался, не отказывался признать до того момента, когда увидел своего блонди истекающим кровью на полу в гостиной.
«Сам виноват, - думал Катце. – Сам захотел подпустить его ближе». Хотя как было не подпустить, когда он валялся тут, потерянный, униженный своей беспомощностью и, прекрасно понимая, что откровенно цепляется за Катце, словно за последнее спасение, все равно продолжал цепляться?
Но рыжий боялся поверить в привязанность Рауля – именно потому, что отчаянно хотелось верить. Отказывал себе в праве на это. Заставлял себя искать другие объяснения, а не находя, все больше метался, запутывался и страдал. И старался не показывать виду, разумеется.
Кончилось все так, как должно было кончиться: срывом. Последней каплей послужила какая-то ерунда, случайная фраза при обсуждении наметившейся сделки.
- Что тебе не нравится на этот раз? - в раздражении бросил рыжий, нервно закуривая.
- Я считаю, что в этом случае ты слишком рискуешь, Катце. Почему ты хочешь пойти на такой риск, ты же видишь его не хуже меня?
- Потому что я так живу! Я все время только и делаю, что рискую, если ты заметил!...
- Заметил. И мне это никогда не нравилось.
- Боишься, что твоя драгоценная персона опять может пострадать?...
Это был взрыв.
- Так я тебя не держу, можешь взять все деньги, сколько унесешь, и уходить. Вернешь потом, если сочтешь нужным. А меня моя жизнь устраивает, я так привык и ничего менять не собираюсь!
В ответ глаза Рауля полыхнули таким огнем, какого Катце за ним и не подозревал.
- Я не уйду, не мечтай! – лишь немного повысив голос, но достаточно веско отрубил блонди. Вряд ли он мог догадаться, как согрела сердце рыжего эта обжигающая вспышка. Однако чувство облегчения, даже радости, которую Катце тут же постарался спрятать от самого себя, сыграла с ним злую шутку. Рыжий и сам не понял, почему вырвалось у него это насмешливо-поддразнивающее:
- А ты не думаешь, что я сам могу уйти?
Бессмысленный ход конем – доказать неизвестно что неизвестно кому, поставить в разговоре точку непременно со своим автографом; но Рауль вдруг окаменел, глаза стали слишком большими и слишком темными на белом лице. Катце даже отреагировать не успел, блонди вылетел из дома, ухнув дверью так, что перекосило и заклинило всю дверную систему.
АПД4: окончание* * *
Только под утро, пролежав без сна на кровати блонди, казавшейся в отсутствие хозяина бесконечным пустым и холодным пространством, Катце послал все к херам собачьим и, готовый поставить крест на свой гордости, приплелся в залитую светом лабораторию (Рауль непонятно для чего повключал все освещение, какое только имелось в его небольших, но высоконаучных владениях).
Он был там, за рабочим компьютером, и при появлении Катце даже не шелохнулся, не отвел взгляда от светлых строчек формул, бегущих по синевато-серому экрану. Рыжий подошел, встал совсем близко, не зная, что сказать. Их разделяло не больше двадцати сантиметров и – пропасть: всю ночь промучившегося сомнениями и противоречиями бывшего фурнитура и безмятежно-спокойного блонди, погруженного в любимую работу. Попробуй, перешагни это похожее на вечность расстояние. Надежду давало только то самое: «Я не уйду, не мечтай». Блонди не бросаются словами, у них нет привычки сказать что-то, а потом передумать. Но страшно даже не прогнуться, признать, что был неправ – страшно, что уже слишком поздно, прогиб не будет засчитан…
Он решительно взял Рауля, идеально прямо сидящего в кресле, за плечи, потянул к себе, прислоняя головой к своим ребрам. Но блонди вдруг повернул голову и ткнулся своей длинной челкой-занавеской в его предплечье, прижался сильно, до боли. Вот тогда Катце сделал, наконец, то, что давно хотелось: протянул руку и осторожно погладил медовые завитки возле Раулева затылка.
* * *
- Я тебе серьезно говорю, шеф – это он сливает инфу, точно!
Катце едва заметно поморщился: Глайд превосходный помощник и исполнитель, но почему ж он так любит делать большие глаза, и вообще изображать на физиономии сценические эффекты? А сейчас полушепотом, не менее театральным, чем выражение лица, он сообщал страшную, по его мнению, новость – удалось вычислить того, кто уже некоторое время сдает конкурентам их планы, суммы сделок и прочие нежелательные для разглашения сведения.
- И как вы это определили? – сдержано поинтересовался рыжий. Не потому что не верил. Просто следуя удобному рабочему тон, невесть почему придававшему ему в глазах подчиненных дополнительный вес и определенную таинственность.
Глайд принялся выкладывать аргументы. Все они были вполне обоснованы (да Катце и не ждал другого от своей правой руки), все указывали на красивого и умного мальчика лет двадцати, работавшего на Катце уже почти год и быстро продвигавшегося вверх благодаря своим способностям. Жаль…
При допросе с пристрастием парень повел себя по простейшей схеме: вначале все отрицал, потом раскололся и устроил истерику. Слишком обычно. Банально даже. Катце задумчиво смотрел на всхлипывающего у стены мальчишку. Не соответствовало все это его находчивости и неординарности. Что ж…
- Глайд, давайте-ка что-нибудь… После чего интенсивная терапия мало действенна, и уродства уже не исправить.
Подручные Глайда с готовностью извлекли откуда-то длинный кусок арматуры, искореженный и ржавый, как все его собратья. Вопросительный взгляд в сторону шефа.
Глаза у парня сразу стали сухими и застывшими, лицо без кровинки, однако губы сложились в упрямую складку, говорящую о готовности сдохнуть, но молчать, вопреки страху, боли, осознанию, что с ним сделают через минуту.
Катце кивнул, давая знак начинать.
Первый удар пришелся по шее и ключице, второй чуть выше – слегка задел нижнюю челюсть. Через сжатые изо всех сил зубы все-таки прорвался из легких звук-рык, по холеной коже и разорванной дорогой сорочке потекла кровь…
Рыжий смотрел, не отводя взгляда. Да, по его приказу не раз оставляли на память особо зарвавшимся изуродованные трупы – своего рода давление на психику, устрашение. Но такое делали обычно уже с мертвыми, лишь один раз вот так же рвали при Катце живую плоть, чтобы воздействовать на человека, в присутствии которого калечили того, кто был ему дорог. Рыжий не имел привычки покидать место действия, хотя запросто мог оставить грязную работу на подчиненных и не видеть изнанки собственного способа существования. Но Катце считал, что, отдав приказ, первый отвечает за результаты, как бы не претило ему и зрелище, и сам факт, и необходимость. Он не оправдывал себя – хотя мог бы. Ни тем, что на Амои не по своей воле выбрал теневой бизнес, в котором невозможно обойтись без жестокости. Ни тем, что одинокому кастрату необходимо заполнять свою жизнь чем-то достаточно существенным, а за годы работы на Ясона он привык именно к такого рода деятельности и стал эксклюзивным специалистом. Ни тем, что подобные меры всегда самые крайние.
Он рассчитывал лишь напугать мальчишку, чтобы не тянуть из него жилы несколько часов; однако тот, кажется, не собирался пугаться и сдаваться, даже понимая всю неизбежность результата. Не иначе, стояло за всем этим что-то важное для него, то, ради чего можно было дать разодрать себя на уродливые куски, истечь кровью, потерять сознание или свихнуться от боли…
Катце не мигая смотрел на струящуюся из разрывов, оставляемых арматурой, кровь. В какой-то момент ему показалась, что она малиновая, почти лиловая. Рыжий вдруг понял, что теперь всякий раз в похожей ситуации перед глазами будет вставать все та же картина: скорчившийся в углу столовой искалеченный Рауль в своей нечеловеческой, ядовитого оттенка крови.
По большому счету, он никогда не исключал, что такое может случиться. Катце вообще не имел склонности прятать голову в песок; хотя, возможно, стоило, хотя бы изредка – не пришлось бы так старательно уплотнять свое существование никотином и психотропами. Но дело даже не в собственно вероятности. Главное, он больше не способен не думать – о том, как терзали прекрасное белокожее тело Рауля и о том, что это может повториться. Не приходилось зарекаться и от собственной гибели, быстрой или медленной – вроде той, какую готовили ему покойные ныне коллеги по бизнесу. При всей ничтожности шансов – они есть. И если станут реальностью, Рауль останется у разбитого корыта, и тогда ему придется…
Ну, конечно, разумеется! Умница блонди, в отличие от него самого, оценил прецедент в полной мере, потому и захотел иметь для себя и Джейсона хотя бы одну возможную подстраховку – финансовую самостоятельность, налаженный источник дохода. Вот откуда желание держать все связи и сделки под своим контролем, быть абсолютно независимым от наличия или отсутствия Катце. Только вот почему Рауль не подумал об этом раньше?... Впрочем, Катце ведь не посвящал его во все детали своей работы, не из чего было делать неутешительные выводы. Другое дело, что сам рыжий не догадался, насколько просто открывался ларчик. Именно потому, что слишком просто, а ему было не до того, что лежит на поверхности. Был слишком занят переживаниями по поводу, что он может значить или не значить для блонди, забыл, что не на одной его скромной персоне свет клином сошелся.
- Все, хватит с него, - проронил Катце все так же холодно, словно ничего не произошло. Хотя пять или шесть ударов ощетинившимся железом – это действительно почти ничего… по сравнению с тем, что могло быть. – Пусть убирается и попробует выжить, если получится. Но вряд ли такую мразь кто-то еще захочет держать у себя.
И вышел, не оглядываясь, провожаемый ошеломленными взглядами нескольких пар глаз, в том числе – не верящего в чудесное избавление мальчишки.
По пути домой он прямо из кара позвонил в космопорт, забронировал на ближайший гиперпространственный рейс два пассажирских места и на всякий случай пару багажных, и, получив подтверждение, перевел оплату. Потом, как только будет свободная минута, сбросит Глайду реквизиты от пары своих счетов и позвонит, предупредит, что должен срочно уехать, пусть ведет дела по собственному усмотрению, пока Катце не вернется. То есть, отныне – всегда.
В конце концов, ему уже приходилось бросать налаженное дело – сперва на Амои, потом на Оксте, и рыжий не воспринимал это, как непоправимую трагедию. Бизнес – такой или другой – можно начать еще раз. Или еще не раз. А Рауль у него только один.
Добравшись до дома, не обращая внимания на встретившего в дверях дроида, рыжий прошагал сразу на задний двор, в лабораторию. Почти так же холодно, как говорил со своими людьми, известил удивленного элитника:
- Собирайся. Я заказал два билета до Стратуэя.
- Стратуэй? – прищурился блонди. – Это ведь первый из двух перевалочных пунктов по пути на Мирейт?
- Именно.
И почувствовал к Раулю Эму почти нежность, когда тот, не вдаваясь в лишние подробности, первым делом уточнил:
- Сколько у меня времени на сборы?
- Наш рейс в 18.30.
Блонди кивнул:
- Хорошо. Надеюсь, как только будет возможность, ты расскажешь мне, что случилось.
Кто бы сомневался.
- Ничего не случилось, Рауль. Все в порядке.
- Тогда почему такая срочность и внезапность?
- Потому что теневой бизнес вреден для твоего здоровья. И для моего тоже, если тебе так больше по душе.
- Значит, все-таки случилось…
- Хорошо, можешь считать, что случилось. – Катце понял, что начинает раздражаться. – Тебе что, так не хочется уезжать отсюда?
- Я не смогу взять с собой результаты восьми месяцев работы, для них требуется специальные условия перевозки и заблаговременное разрешение на вывоз. Если ты, конечно, не предусмотрел контрабанду.
- Не предусмотрел, прости.
- Ничего, я смогу воссоздать все с нуля. Но сам знаешь: время – деньги.
- Перестань ты уже считать деньги! – рассердился Катце. И добавил после небольшой паузы, пожалев о своей несдержанности: - Пока будем на Сратуэе, оформим на тебя несколько счетов так, чтобы никто кроме вас с Джейсоном не мог до них добраться, не волнуйся.
Блонди непонимающе уставился на него:
- При чем здесь это?
- Так. – У рыжего возникло стойкое ощущение, будто он что-то упустил. Возможно, в другое время он не стал бы этого делать, но сейчас, глядя на потихоньку начинавшего светиться изнутри Эма, поддался действию все еще бродившего в крови адреналина, спросил: – Рауль, ответь мне напоследок на один вопрос: для чего ты так старательно занялся разработками на продажу? Прямо с места в карьер, ни больше, ни меньше.
- Катце, не думаю, что эта такая уж важная тема…
- И все же? Вспомни – ты говорил, у тебя нет от меня никаких секретов.
- Это не секрет. Просто, учитывая некоторые особенности твоего характера, тебе будет неприятно. – Рауль вопросительно посмотрел на рыжего.
Тот молча ждал.
- Если бы тем, кто проник в наш дом, удалось достичь своей цели, тебе пришлось бы отдать все до последнего только ради того, чтобы умереть без мучений – думаю, ты не станешь этого отрицать. А если бы существовал налаженный сбыт плодов моей интеллектуальной деятельности, на который можно уверенно сослаться, у тебя появился бы дополнительный козырь, возможность сохранить наши жизни в обмен на курицу, несущую золотые яйца только на этих условиях. Не стопроцентная гарантия, конечно, но если придется иметь дело не с окончательными идиотами, то, скорее всего, сработает… Я сказал что-то смешное? Или у тебя просто нервная реакция от перенапряжения?
Нет, разумеется, ничего смешного не было. Но Катце смеялся – тихо, без ехидства, без истеричности. Просто потому, что казалось: если перестанет смеяться – заплачет. Юпитер, когда он успел стать сентиментальным? Неужели его жизнь так важна для Рауля? Или блонди настолько верит в него, в то, что оставшись без гроша и без влияния соответственно, Катце все равно сумеет придумать что-нибудь, чтобы вытащить его из рабства? В таком случае, Рауль не только запредельно умное, но и запредельно наивное создание.
Однако и самолюбие его задето крепко, блонди не зря опасался. В прошлый раз, когда тот в буквальном смысле заслонил Катце своим телом, еще можно было полностью уйти в чувство вины и сострадание, но сейчас компенсироваться некуда. Как, интересно, Рауль себе это представляет? «Не убивайте меня, я отдам вам блонди, который за мою жалкую шкуру будет каждый месяц штамповать волшебные биотехнологии, стоящие кучу бабок»?
Рыжий понимал, конечно, что Эм, всего-навсего, как и он сам, не исключал для них опасности вторично вляпаться. И – одна из главных черт, что отличает элиту от людей – имея возможность «подстелить соломки», сделал это, не надеясь на авось. Правда, уязвленной гордости Катце понимание было почему-то по барабану.
Стоп. А вот в то, что он решил завязать с теневой экономикой, блонди, кажется, не слишком верит. Не такой уж и наивный. Тем приятнее будет его удивить.
А еще оказалось, что сквозь смех можно смотреть в глаза Раулю, не скрывая ни капли того, что на душе, отдавая все: бесконечную нежность, какой не испытывал никогда и ни к кому, даже к Джейсону, идиотское желание обнять и обозвать дураком, и одновременно – толкнуть к стене и потребовать больше никогда не придумывать подобных хитроумных планов. Смотреть и смотреть на блонди – столько, сколько захочется.
- Катце, я не понимаю, что с тобой. – В чудесных зеленых глазах растерянность, почти беспомощность. – Постарайся успокоиться, пожалуйста.
Пришлось постараться.
И блонди, кинув на него последний подозрительный взгляд, ушел, чтобы заняться, наконец, сборами – до отлета оставалось меньше трех часов.
В том, что лаборатория Рауля оснащена хорошо продуманной системой самоуничтожения, Катце не сомневался.
Конец
Вот тут лежит старый вбоквел к этому фику
Название: Личная собственность, цикл «Пересечение параллелей»
Фандом: АнК
Автор: Alison McL
Бета: mart
Персонажи: Катце, Рауль, различные ОП
Рейтинг: в районе R
Жанр: все в кучу
Дисклаймер: чужого не надо
Предупреждение: AU, ООС, пост Дана Бан; сиквел к фику «О тупиках формальной логики». Аффтара понесло.
читать дальшеНаверное, у всех бывают глупые тайны. Например, просыпаться с утра с мыслью, что у тебя есть собственный блонди. А потом гнать эту мысль, нелепую, навязчивую, но странно притягательную, куда подальше – чтобы не мешала нормально жить. Что с ним происходит? Всю жизнь был серьезным, ответственным. Предусмотрительным. Дальновидным. Теперь же проникнуться серьезностью положения не удавалось никакими силами. Можно хоть до посинения твердить себе, что держать в доме высшую элиту – удовольствие то еще, убедился на горьком опыте. Пусть и кажется оно по большей части необременительным, где-то даже приятным: все эти ненавязчивые заботы, мелочи, придающие жизни подобие уюта, беседы за шахматами и чашкой хорошего кофе в редко выпадающие свободные вечера…. Правда, беседа с Раулем легко может обернуться потоком занудства с его стороны, но к этому Катце уже как-то привык. Раньше прозвище «идеальный блонди» было для него не более чем словосочетанием, звукорядом. Теперь приходилось признать, что он действительно обитает под одной крышей с почти идеальным существом, способным при всей своей язвительности и прямоте обходить острые углы – если захочет, конечно, – не доводя дело до настоящего конфликта; проявлять внимание и заинтересованность без навязчивости. А то, что Рауль зануда, каких поискать – кто ж додумается вменить занудство блондям в недостаток?
Впрочем, у Катце уже мелькала светлая мысль какими-нибудь правдами или неправдами подбить Рауля вывести в своей лаборатории пета с относительно высоким уровнем интеллекта – чтобы господин биотехнолог мог более-менее сносно с ним общаться и задалбливал своей непререкаемой и непробиваемой логикой не одного только рыжего.
И все равно, глубоко-глубоко запрятанному, старательно игнорируемому самолюбию Катце льстило, что бывший Главный нейрокорректор и Второй консул Амои фактически ест с руки у него, монгрела и бывшего фурнитура, «мебели», которую этот самый блонди вряд ли замечал в бытность рыжего обитателем Эоса.
Как-то незаметно у Катце завелась даже привычка баловать своего затворника-блонди, притаскивая в дом всякие экзотические мелочи, способные заинтересовать и развлечь его. После выяснения отношений с помощью парализатора эта привычка и вовсе превратилась в потребность, сродни собственническому инстинкту. А что еще остается, раз позволил Раулю до такой степени пропитать собой всю его жизнь? Рыжий улыбался про себя, вспоминая странную сказку для взрослых детей и меланхолично забавляясь идиотизмом ситуации.
Угу – Лис, приручивший Маленького Принца.
АПД: еще кусочек* * *
Звонок раздался, когда Катце сидел в небольшом кафе с потенциальным клиентом, параллельно с ничего не значащей беседой обсуждая возможности поставки товара, в котором тот был заинтересован.
- Катце, мне жаль, если отвлекаю тебя от дел, но это срочно. И без посторонних ушей, рыжий.
Если бы еще со времен фурнитурской молодости Катце не натренировался владеть собой настолько, насколько вообще способен обычный человек, всеми силами старающийся подражать ледяной невозмутимости Первого Блонди, то в тот момент собеседник наверняка мог бы прочесть на его лице некоторое изумление и настороженность, как у почуявшего опасность хищника. Никогда прежде Рауль не называл его «рыжим», всегда обращался только по имени. Извинившись перед кандидатом в клиенты, Катце, не отключая связи, быстро вышел из зала и заговорил снова только в собственном каре:
- Что случилось, почему ты отключил изображение?
В ответ экран комма вспыхнул, демонстрируя гостиную в их с Раулем доме, и одновременно зазвучал голос блонди, привычно ровный и спокойный:
- У нас взломана система безопасности, в саду и в доме засада. Я видел восемь человек, наверняка снаружи еще столько же или больше. Могу описать главных действующих лиц, но не думаю, что это нужно. Не хотелось бы, чтобы звонок случайно засекли. Из их разговоров я понял, что ты должен очень большую сумму плюс моральный ущерб и проценты.
Рыжий едва смог вспомнить, как пользоваться собственными легкими.
- С тобой все в порядке? – сдерживаясь, чтоб не заорать, спросил он. – Как тебе вообще удалось позвонить, если они вломились в дом?
- Со мной все в порядке. Я дал тебе всю информацию, какая может быть полезна. За мной не следят, потому что считают трупом.
* * *
Полчаса на все – собрать подходящих людей из своих, добраться до места, оставить маленький аэрофургон в укрытии и по обрывистому берегу, продираясь через приречную растительность, со всей командой осторожно подобраться к собственным владениям. А до того, по дороге, фактически на пальцах объяснить людям план местности и план захвата участка над рекой, где стоит маленький светло-сиреневый коттедж. И все это время не позволять себе ни единой мысли кроме как о координировании действий для своих и прикидок по действиям противника.
Все-таки абсолютно неумная идея устраивать засаду на него в его же собственных владениях, которые он знает вдоль и поперек, поскольку сам разрабатывал систему безопасности, и установку тоже производили под его личным контролем. Более того, дом нарочно был куплен в таком месте, где можно обеспечить почти идеальную неприступность. Кто же знал, что попадется Катце настолько серьезный противник, располагающий услугами высококлассного хакера, и этот хакер сумеет вклиниться в автономную, никаким боком не связанную с Сетью систему охраны участка и нейтрализовать ее. Как выяснилось позже, разведка конкурирующей фирмы почти две недели лазила с датчиками в зарослях черемухи и ракитника, пока не разыскала выведенный за пределы охранного силового поля приемник домашнего телефона. Через него и добрались до управления охранной системой.
Пересечение с этими людьми было рыжему почти навязано. Клиент, кинувший Катцева могущественного конкурента, вышел на него сам, предложил довольно интересную комбинацию, так что рыжий, взвесив все «за» и «против», решил рискнуть. Неудивительно, что обойденный коллега по теневому бизнесу жаждал мести. Катце был вполне осведомлен о нем и его возможностях, но к тому времени имел уже достаточно сил и влияния, чтобы не слишком переживать за последствия. Осведомленность, впрочем, оказалась взаимной – иначе откуда бы вышедшим на тропу войны знать, что Катце вообще живет у рагона на куличках, а не в особняке в престижном дачном районе, где неплохо проводит свои дни его двойник-андроид. Не иначе, сдал кто-то из своих, а вот кто именно – предстояло еще разбираться…
Освобождение частной территории от непрошенных гостей заняло меньше десяти минут. Засевших в саду и во дворе застали врасплох настолько неожиданно, что сделано было всего три-четыре выстрела с обеих сторон. Впрочем, рыжий не сомневался, что ребята справятся, выполнят указания точно и без лишних вопросов: кого попало он в подручных не держал. Тем, кто засел в доме, Катце просто предложил сдаться, памятуя, что самую большую ценность, какая у него имелась, считают мертвой. Деваться им все равно некуда, к тому же на такой случай существовало немало гуманных и не очень гуманных способов выкуривания, осажденному противнику это было известно не хуже, чем самому рыжему.
Еще до того, как его люди успели проверить дом на предмет ловушек и засады, Катце почти бегом рванул в гостиную.
Рауль лежал в углу под растянутыми по декоративной решетке вьющимися растениями, названия которых рыжего никогда не интересовали, почти до самых глаз завернутый в стянутое с софы покрывало. Краем зрения рыжий видел кровь на пестром ковре под ногами, однако вид кокона, в который превратил себя блонди, насторожил его гораздо больше.
- Что…? – Катце смотрел на устремленные к нему снизу вверх припухшие зеленые глаза и не знал, как задать вопрос, с какого края вообще подойти к случившемуся. До такой степени не по себе ему не было даже тогда, когда первый раз увидел дыру, прожженную в спине блонди.
- Катце, ты мне нужен один и располагающий достаточным количеством времени. Поговорим, когда покончишь с более важным и отошлешь своих людей.
- Хорошо, - кивнул Катце, чувствуя сильную потребность сглотнуть тяжелый, мешающий дышать ком.
По его приказу подчиненные запихали все, что осталось от недавней засады, в аэрофургон и увезли далеко-далеко, в район космопорта, где находились старые склады, парочку из которых Катце арендовал. Там проигравшим предстояло дожидаться решения своей участи, пока победитель разберется с состоянием единственного имевшегося у него домочадца.
- Катце, надеюсь, ты видел достаточно изуродованных трупов, - менторским тоном начал Рауль, как только рыжий заверил его, что они одни и времени у них достаточно. – И тебе не станет плохо. Ты нужен мне во вменяемом состоянии, способный точно выполнить мои инструкции. Все, что нужно, можно найти в лаборатории…
- Хватит уже, - почти рявкнул Катце, совсем не воодушевленный таким вступлением. – Как я понимаю, тебя изрядно покалечили, и требуется помощь. А не лекции на тему. Давай уже!...
Однако, несмотря на решительность тона, покрывало он разворачивал очень медленно и осторожно. При первом же прикосновении к объемной, шоколадного цвета ткани, под пальцами захлюпала липкая влага. На Рауле места живого не оказалось в полном смысле этого выражения: в клочья изодранную домашнюю одежду всю пропитала кровь неестественного малинового цвета; но даже на таком фоне легко было заметить повреждения, применительно к которым словосочетание «рваные раны» было бы довольно мягким. Во многих местах был виден неприятный искристый блеск, происхождение которого не составляло для Катце загадки – такие следы оставляет оптоволокно. Рыжий подумал, что концентрация дэта-кварцевых частиц в крови блонди сейчас наверняка зашкаливает, обычному человеку, не элите, вполне хватило бы одного этого, чтобы загнуться в муках. Позже, освободив истерзанное тело от остатков одежды и осторожно стирая кровь мокрым полотенцем (влажные салфетки были почти бесполезны при таком ее количестве), он заметил в довершение ко всему крошки ржавчины. Очень давно, еще при первых поселенцах, в этих местах было какое-то баснословно богатое месторождение и куча перерабатывающих заводов, так что до по сию пору из земли можно было извлечь какую-нибудь железную арматурину, просто попинав в любом месте носком обуви. Перемазанное в крови подтверждение его догадки, впрочем, валялось тут же, в углу, растопырив кривые ржавые загогулины.
Потом он вкалывал в вену блонди дозу обезболивающих и стимуляторов, рассчитанную на средних размеров гиппопотама; стоял рядом, когда тот, с невозмутимым выражением на разодранном арматурой лице, перед зеркалом накладывал себе швы на это самое лицо; помогал делать перевязку на самые пострадавшие места… Как ни старался Катце держать себя в руках, но руки затряслись, когда он накладывал и фиксировал тампоны на изуродованном до неузнаваемости паху блонди. Единственная в его собственной жизни хирургическая операция, произведенная очень аккуратно, с хорошей анестезией, все еще вызывала у Катце внутреннюю дрожь при одном воспоминании о ней. А Рауля калечили намеренно и невероятно болезненно, и честно говоря, Катце даже думать себя заставить об этом не мог, плюс пришлось наблюдать, как блонди, не моргнув глазом, удаляет скальпелем ошметки и вставляет катетер…
- Регенерирует, - сказал Рауль, словно прочитав его мысли. А может, просто перехватил помутневший от впечатлений взгляд рыжего.
До Катце не сразу дошло, а когда он понял, о чем речь, то мог лишь уставиться на блонди в немом изумлении. Однако сомневаться в словах Эма не приходилось – не тот момент, чтоб шутить, да и говорил он вполне серьезно; похоже, этот вопрос даже не особо его интересовал.
«Фурнитурская карьера блондям явно не светит», - была единственная идиотская мысль, на которую оказался способен деморализованный шоком мозг Катце.
Он даже не смог бы сказать, сколько все это длилось, прекрасное чувство времени на этот раз изменило рыжему, а на часы Катце не смотрел с момента звонка, заставшего его в кафе.
Но с оказанием первой помощи разделались, и Рауля водрузили на его родную кровать, не менее обширную, чем в былые времена в эосских апартаментах.
- Какого рагона ты позволил так себя отделать?! – вырвалось у Катце вместе со вздохом облегчения. – При твоих-то способностях!...
- Ты бы предпочел, чтобы меня пристрелили или сделали заложником вместе со всеми моими способностями? – ядовито поинтересовался блонди. – Их было восемь человек, хорошо вооруженных и полностью владеющих ситуацией. Кто-нибудь все равно успел бы выстрелить и вызвать на помощь оставшихся во дворе. Тогда все эти повреждения красовались бы сейчас на твоей шкуре. Вернее, на твоем трупе.
- Надо было сдаваться. Даже если бы с тобой оставили охрану, то не больше двоих, с ними бы ты управился. С одним – тем более…
- Видишь ли, - в голосе Рауля звучало едва заметное раздражение, - они не предупредили, сколько именно человек намерены ко мне приставить. Если больше одного, то уже был риск, что без шума не обойдется. Я хотел быть уверен, что удастся связаться с тобой и предупредить о засаде… Кроме того, у меня не было ни малейшего желания подвергнуться сексуальным действиям, а как раз об этом предупреждение на их лицах было написано вполне явственно.
- И только из-за этого… - начал Катце, однако тут же оборвал сам себя. – Ладно, отдыхай. Поговорим, когда вернусь.
Еще раз окинув внимательным взглядом распростертого на постели блонди, убедившись, что больше от него пока ничего не требуется, Катце постарался сделать непроницаемое лицо и решительно вышел из комнаты.
* * *
Наверное, призрак горящего Дана Бан так и будет преследовать его всю оставшуюся жизнь, думал Катце, глядя, как догорает один из складов. Когда-то он увидел это место, подыскивая себе подходящие складские помещения, и сразу подумал, что вот такое сооружение на отшибе, среди очищенных от старых строений и еще незастроенных территорий, сможет когда-нибудь сослужить ему службу. Находилось все это ближе к бывшему, теперь уже не используемому космопорту, никто особо не жаждал хранить там свои товары, поэтому аренда обходилась дешево. А сейчас его люди просто взорвали одну из построек – сразу после того, как вызналт у несостоявшихся рэкетиров все, что нужно, и заперли их внутри. Никаких чувств Катце не испытывал, кроме разве что боли при мысли о лежащем в его доме блонди, обезображенном, изувеченном и беспомощном. Стоять и любоваться медленно затихающим пламенем было тем еще мазохизмом; в голове, словно закольцованная, крутилась единственная мысль: если бы сегодня вселенная опустела для него еще раз, что бы он делал?
С трудом оторвавшись от болезненно-завораживающего зрелища, рыжий заставил себя сесть в машину и двигаться дальше: его ждали еще несколько срочных дел. И дома ждали.
АПД2* * *
Местные законы Катце знал на «ять» - врага всегда надо знать в лицо. А те пункты, с которыми имелась наибольшая вероятность столкнуться в повседневной деятельности, вообще мог процитировать, даже не отрываясь от написания какого-нибудь особо заковыристого вируса (в подарок конкурентам). Уточнив у хороших знакомых в полиции сумму штрафа за несанкционированные фейерверки из нежилых строений, рыжий направился прямиком к начальнику участка – с уже готовым заявлением о происшествии.
- Вот, капитан, - изобразив на лице максимальную законопослушность и объяснив цель своего визита, продолжал он, - здесь полторы тысячи кредитов…
И беззастенчиво отсчитал три.
- Но здесь… - попытался возразить начальник, сбитый с толку несоответствием честного вида рыжего гражданина и его действий.
- Нет-нет, все совершенно точно, вот, смотрите: сто, двести, триста… - принялся отсчитывать скромный гений преступного мира, шлепая на каждый счет по две сотенных купюры.
* * *
К себе он вернулся уже в густых сумерках. Непривычную пустоту и темноту дома освещало лишь льющееся в окна сияние наружных фонарей, странно похожее на лунное: перед уходом рыжий запретил дроиду включать свет, если только сам Рауль не отменит это распоряжение.
Блонди лежал на своей просторной кровати – неподвижно и с закрытыми глазами, однако Катце знал: это еще не значит, что он спит. Если бы не самолично вколотое рыжим снотворное с успокоительным, он вообще был бы уверен, что нарушил чуткий сон искусственного организма.
И действительно, едва Катце подошел ближе и остановился, глядя на блонди сверху вниз, тот открыл глаза, медленно повернул голову:
- Как я понимаю, тебя интересуют подробности.
- Не отказался бы. Но это может подождать до твоего выздоровления. - Катце осторожно присел на край необозримой постели. Интересно все-таки, зачем элите такой простор для сна?
- Не беспокойся, мне и сейчас не составит большого труда.
…Оказалось, вторжение в охранную систему вызывало – теперь уже никогда не узнать, намеренно или по ошибке, – отключение энергии по всему участку. Возможно, если бы не это, Рауль так и продолжал бы оставаться в своей малопривлекательной внешне лаборатории на заднем дворе, ни о чем не подозревая и не будучи обнаружен. И события развивались бы совершенно иначе. Но у него погас монитор, отключились все установки жизнеобеспечения для опытных образцов, и блонди отправился в дом, разбираться, что случилось. Разумеется, с обостренным восприятием элиты невозможно было не заметить засевших в саду людей. Но так как уже между лабораторией и домом, имея очень небольшой угол обзора, он увидел сразу четверых, то останавливаться не стал, предпочел выяснить ситуацию до конца. Его появление в холле, куда Рауль вышел с другой стороны, с черного хода, оказалось для чужаков совершенно неожиданным: видимо, за две недели подготовительных действий Эм ни разу не попался никому на глаза. Что неудивительно, он всегда предпочитал сидеть дома, даже в сад выходил нечасто.
За первым замешательством непрошенных гостей последовало несколько издевательских и сальных реплик в адрес Раулевой внешности. Блонди, которому хватило этих нескольких секунд, чтобы составить план действий, симулировал попытку сопротивления, нарочно нанес удары по болевым точкам всем, до кого «успел» дотянуться, в том числе главному из вторгшихся в дом. Расчет Эма был на то, чтобы разбудить их ярость и стремление ответить тем же, и он себя оправдал. Дальше оставалось только дотерпеть до момента, когда его внешний вид будет достаточно соответствовать изображаемой смерти…
Катце понял, что слушал почти не дыша, только когда Рауль замолчал, а сам он не смог удержать судорожный вздох.
- Катце, - тихо сказал блонди. – Если тебе нужно – кури.
Рыжий немедленно ухватился за эту возможность и за сигареты с зажигалкой, однако так и не закурил.
- Может, все-таки вколоть обезболивающее? – Сказано это было скорее для того, чтобы что-то сказать. И по настойчивой внутренней потребности хоть что-то сделать для того, у кого в долгу.
- Нет, это замедлит регенерацию. К тому же я могу блокировать болевые ощущения, так что практически ничего не чувствую, - говоря это, Рауль взял руку Катце и подтянул его ладонь себе под не пострадавшую щеку – так, словно это было что-то само собой разумеющееся, привычное. И закрыл глаза.
Рыжий не пытался ни возражать, ни высвободить бесцеремонно захваченную конечность. Однако этот полудетский жест неожиданно поднял в нем целую мешанину мало совместимых между собой чувств, первым из которых, как ни дико, оказалась злость – на себя, на блонди, на весь мир. Неправда, что ему не больно; может быть, не физически, но никогда не битому гордому элитнику, впервые столкнувшемуся с унижением, новый опыт вряд ли достался легко. Катце помнил, как его, шести- или семилетнего, за что-то отлупили девчонки в Гардиан. Драться они не умели, и за что тогда на него взъелись, рыжий тоже давно забыл, но чувство отчаянной обиды, стыда, отвращения к самому себе, как ни странно, не стерлось из памяти и по сей день.
Он сидел, смотрел на неподвижного и почти безмятежного блонди, тихо ненавидя самого себя: не сумел как следует защитить, уберечь это чудо элитное, которому место в блистательных апартаментах Эоса или стерильных биотехнических лабораториях, но никак не в доме теневого дельца. И не признающая никаких доводов бессильная злость на Рауля: какого рагона он позволил сделать это с собой? Нашел бы Катце потом ниточку, разобрался бы, сумел бы его выручить, даже если бы захватили в залог. Не стоила вся эта каша таких жертв.
Но было еще что-то, до звона тянущее жилы из груди, обжигающее изнутри глаза неспособными пролиться слезами; что-то, рождающее одновременно нелепую радость и невыносимую тоску. Стало вдруг до детской обиды жаль длинных золотых локонов, которыми в былые времена щеголял Идеальный Блонди. Захотелось, чтобы были они сейчас рассыпаны по постели вокруг головы его спящего приятеля, провести по ним ладонью, осторожно погладить, и тем дать выход этому странному, рвущему легкие чувству. Дотронуться же до головы или плеча блонди он не решался – и не только потому, что боялся причинить боль.
Словно почувствовав его напряжение, Рауль снова открыл глаза и вопросительно приподнял бровь. Осознав, какое выражение тот увидел сейчас на его украшенном мужественным шрамом лице, и как замечательно это выдало перед Эмом все его чувства, рыжий немедленно ощетинился внутренне и, приняв обычный свой непроницаемо-отстраненный вид, ответил на изгиб красивой золотистой брови яростной контратакой:
- Скажи, а твои 300 продвинутых блондячьих ай-кью хотя бы подумали, что тебя в самом деле могли убить? И очень даже запросто, будь ты хоть десять раз элита.
- Разумеется, - невозмутимо ответил Рауль. – По моим расчетам вероятность составляла от тридцати до тридцати пяти процентов.
И удовлетворенно оглядев обезоруженного таким заявлением Катце, с ехидцей поинтересовался:
- Ты всю ночь собираешься провести, скрючившись на краю, как птичка на жердочке? Может, все-таки ляжешь нормально?
Устроиться на широкой Раулевой кровати получилось вполне удобно. Блонди вообще неукоснительно уделял внимание таким вещам, как эргономичность и комфорт, хотя скорее всего это являлось благоприобретенной привычкой, причиной которой был педантизм его натуры, а не требованием собственного организма. Когда они, покинув Оксту, скитались по галактике с целью замести следы, Катце не раз имел возможность убедиться, что Рауль способен преспокойно спать в самых немыслимых позах на самых неприспособленных для этого поверхностях.
Но, несмотря на удобство и усталость, сон не шел. Что-то грызло Катце изнутри, все было неправильно. Мироздание безжалостно повернулось к нему очередной гранью, и хотя рыжий принял это, как принимал все, что посылала судьба, было тяжело. Он привык видеть в Рауле машину, или куклу, или монстра. Фурнитурского почтения к элите не было уже давно, Катце сам не мог бы сказать, насколько давно. Возможно, исчезло со смертью Минка и Рики, опрокинувшей весь мир на пятую точку, когда ничего уже не могло остаться прежним. А может, и раньше, по вине того же Минка – просто потому что никто не в состоянии был сравниться с ним, и никто после него уже не заслуживал в глазах рыжего права на преклонение. К Эму он относился скорее как к опасной игрушке, собственную привязанность к которой считал патологией. Было в этом почти такое же пренебрежительное высокомерие, как в отношении элиты к монгрелам. И возможно, являлось маленькой тайной местью за прежнее свое незаметное положение при Ясоне, за свою одновременно необходимость и ненужность.
Но в данный момент, лежа рядом с тихо спящим существом, чувствуя тепло его щеки и легкое дыхание на своем предплечье, Катце увидел совсем другую картину. Почему, собственно, он должен считать, что блонди не люди? Или хотя бы этот конкретный блонди. Об органических различиях речь не шла принципиально: нечего придираться к мелочам. А что до остального… У элиты ведь те же человеческие реакции, только им требуется большая сила воздействия, чем обычным людям. И Рауль не хуже любого человека знает цену страху, боли, одиночеству; в его жизни было как минимум два дорогих существа – Ясон и Джей… Существует немало людей, у которых и столько нет, и никогда не будет.
Что еще? Не такой, как другие? Но то же самое можно сказать и про Катце, а дальше – все относительно, вопрос степени и значения, и только. Инородность Рауля не мешает ему жить. Рыжий задумался: что же в таком случае может определять его отношение?
То, что Эм в некотором смысле мизантроп, склонный рассматривать окружающих, как бактерий через микроскоп: не столько потому, что так же незначительны, сколько по странной способности видеть во всем окружающем в первую очередь объект для изучения? Но этот тип личности не нов, он давал миру и худшие экземпляры, на фоне которых Рауль относительно безобиден, учитывая, что в человеческом социуме он соблюдал правила игры – писанные и неписанные законы общества – так же неукоснительно, как в Танагуре.
То, что сволочь, как все блонди, и преступил морально-этических норм больше, пожалуй, чем все его братья, вместе взятые? Ну, так ему эти нормы никто не прививал; можно считать, что сам Катце, работая на Ясона, далеко переплюнул Рауля по части нестыковок с совестью. И не ему судить Эма.
То, что Рауля трудно понять с человеческой точки зрения, а ему, в свою очередь не всегда удается понять людей? Опять же, какое до этого дело лично Катце? Тех точек соприкосновения, что были у них с Эмом, рыжему вполне хватало; если бы их вдруг оказалось больше, то привыкшему от всех отгораживаться дилеру наверняка было бы неуютно. Можно, конечно, продолжать пугать себя словом «блонди», поглядывая на того, с кем оказался в одной лодке и на одной кровати, из-за выстроенных в собственной душе баррикад, можно напомнить себе про такой аспект, как непредсказуемость элиты. Но кто предсказуем? На Амои, да и после тоже, Катце довелось наблюдать много всего интересного, видеть, как люди, сегодня преданно любившие друг друга, назавтра задыхались от ненависти и стремились к взаимному уничтожению. Жизнь – всего лишь череда бесконечно меняющихся обстоятельств, глупо надеяться раз и навсегда устроить в ней свое благополучие.
У блонди есть все основания рассчитывать на его человеческое отношение. А чувство вины только способствует.
* * *
Утром, перед тем как уйти, Катце еще раз заглянул в спальню к блонди. Очень не хотелось оставлять его одного на целый день; андроид и охрана в саду, которой запрещалось входить в дом, не в счет. Впрочем, они уговорились, что Рауль немедленно даст Катце знать при малейшей необходимости. Блонди уверял, что все в порядке и дальше должно быть в порядке, но на душе у рыжего все равно не было покоя от мысли, что он, беспомощный, будет тут валяться без человеческого присмотра. О том же, чтобы взять в свой тщательно оберегаемый от чужих дом сиделку, Катце и мысли не допускал.
Он постарался вернуться пораньше, по возможности сгрузив дела на подчиненных. Снизошел до разговора с дроидом, встретившим его в дверях, и услышав, что все в порядке, резво прошествовал в спальню блонди.
Пустая неубранная кровать и комната без признаков хозяина заставили его застыть в растерянности, а затем, благодаря природной находчивости и неплохой реакции, призвать дроида высоким кересским слогом.
В итоге оказалось, что рыжий был несправедлив к своей автоматической прислуге: тот быстро прояснил ситуацию и привел Катце в его собственную спальню, почти наполовину занятой терминалом, навороченность которого, впрочем, нужна была Катце не столько для дела, сколько для сознания, что оно есть.
Рауль спал на узком диванчике у стены, противоположной той, что занимал терминал; рядом прямо на стуле стояли лекарства, вода и все, что еще могло понадобиться.
Нет, все-таки блонди непредсказуемы, кем ты их ни считай и как к ним ни относись. Озвучить светлую мысль «Что за хрен?» Катце не решился, хотя Эм и проснулся, улыбнувшись ему здоровой половиной лица. Перемещение с удобного ложа на неудобное стало понятно для рыжего ближе к ночи, когда на предложение доставить Рауля в его собственную постель, потому что уже поздно, а Катце собирается еще долго сидеть за работой, услышал ответ:
- Я пойду спать, когда ты закончишь. Кури, не обращай на меня внимания. Мне просто нужно, чтобы кто-то был рядом.
Но, уложенный спустя два с половиной часа на собственную кровать, он опять отказался выпустить руку рыжего. И Катце, вздохнув про себя, решил, что следует смириться – ночевать здесь придется еще не раз.
АПД3Спать на одной кровати с Раулем оказалось неожиданно спокойно и комфортно. Чаще всего блонди обнимал своими большими, прохладными и сухими – даже сейчас – ладонями его кисти, или просто брал за руку, крепко, но не пережимая. Стоило рыжему пошевелиться, меняя позу, Рауль тут же выпускал его, находя и присваивая снова лишь тогда, когда тот затихал. Эм не возмущался, если Катце долго ворочался с боку на бок без сна, мог только спросить, что случилось, и не вызвать ли дроида с транквилизатором либо снотворным.
Но по мере того, как Рауль поправлялся – ударными темпами, как и положено, у Катце все чаще стало возникать чувство, будто что-то идет не так – неуловимо, непонятно, и, тем не менее, рыжий чувствовал в атмосфере своего дома напряженность, словно стоящую за спиной смутную тень. Это действовало на нервы своей необоснованностью и неопределенностью, Катце снова и снова безрезультатно пытался понять, в чем дело. Все так же по возвращении его встречали хорошо проветренные, сияющие чистотой комнаты; все так же раньше или позже появлялся не пороге его кабинета-спальни Рауль, разминал напряженные плечи и шею, гнал в душ, если считал, что одного массажа недостаточно. Мог уйти или остаться, устроившись на диване – в зависимости от того, какие выводы делал, окинув рыжего взглядом, наводящим на мысли о диагностической аппаратуре. Перекинуться с ним парой слов или помолчать, занимаясь своими делами, погонять вечером чай-кофе за шахматами или просто за разговором, который, перебирая тему за темой, словно струны мистического инструмента, постепенно начинает звучать только им двоим понятной музыкой. Слова и определения не теряют от этого смысла, беззвучная мелодия вплетается между ними органично, заполняя собою все, делая пространство единым и не допуская в него никого, кроме собеседников.
Катце боится думать, что, наверное, это счастье.
Словом, все своим привычным чередом, и все же…
Что-то не так было с Раулем. Почему рыжему стало казаться, будто блонди напряжен и беспокоен? Какие-то едва уловимые нотки в интонациях, почти незаметные изменения в мимике… Все же у Эма, как и у Минка, несмотря на классически совершенные черты, очень выразительное лицо. Правда, проявляется эта выразительность иначе, но разве в том дело?
В конце концов рыжий поймал-таки момент, когда на красивом лице ясно и отчетливо отразилась тень внутренней тревоги, подошел к Раулю, взял за плечи и тихо, настойчиво потребовал:
- Что с тобой? Что за проблема тебе покою не дает?
- Я не стал бы называть это проблемой, Катце, - медово-золотая волна качнулась в такт отрицательному жесту. – Всего лишь пытаюсь составить для себя оптимальный план действий.
- Что ты задумал? – В янтарных глазах рыжего заплясали насмешливые искры, а внутри что-то сжалось: он и сам не понял, откуда этот внезапный страх, что могло так насторожить его в словах блонди.
- Я хочу продать несколько своих разработок и расширить лабораторию. Основная проблема в том, чтобы найти покупателей и точно установить степень их надежности.
Ну конечно, слабое место господина биотехнолога – связи с общественностью! Обладая запредельными аналитическими способностями, умея разложить на все возможные составляющие любой предмет или явление, Рауль, как никто, понимал, насколько относительны все получаемые им на этой стезе результаты, ведь абсолютной полноты необходимой для обработки информации достичь невозможно. Тем более, когда дело касается человеческого фактора; каждый человек – айсберг, готовый в любой момент показать свою скрытую сторону и свести на нет все сделанные на его счет выводы. Наверное, потому Эм так не любил иметь дело с людьми, да и с элитой тоже, судя по репутации законченного индивидуалиста даже среди своих собратьев-блонди, отнюдь не страдавших повышенным чувством товарищества. Катце иногда пытался себе представить, как жилось Раулю те четыре с половиной года до их встречи на Оксте, когда элитнику одновременно пришлось осваивать сразу несколько новых для себя социальных ролей. Наверняка было несладко, и даже – кто знает? – не это ли стало одной из причин, почему он так искал общества Катце – знакомого, знающего уклад и особенности жизни элиты, способного понять его, его потребности и взгляды.
Разумеется, спросил рыжий совсем о другом:
- Значит, тебе нужны деньги на апгрейд лаборатории? Давно бы мог сказать.
- Ты не понимаешь, Катце. Я не приношу дохода.
От неожиданности рыжий едва не перекусил фильтр незажженной сигареты. Благодаря Раулю, вернее, его нелюбви к дыму и прочим вредным для здоровья вещам, Катце обзавелся привычкой, по его мнению, гораздо более вредной и раздражающей, чем само курение (потому что дурацкой): таскать в зубах сигареты, не прикуривая, и грызть фильтр.
- Рауль, - собравшись с даром речи, он покачал головой. – Ты же знаешь…
- Да, знаю. Но меня это не устраивает.
- С каких пор? – В глазах рыжего вспыхнул упрямый огонек: он очень старался, чтобы наметанный, излишне наблюдательный глаз искусственного создания не уловил, насколько ему не по себе, как сжимают сердце тиски тревоги и нехороших предчувствий.
- Раньше тебя все устраивало.
- Теперь перестало, - спокойно ответил блонди.
- Почему?
- Причин достаточно. Ни одна из них не представляет для тебя интереса. Я хотел бы заниматься более серьезными исследованиями, чем до настоящего времени, и параллельно делать что-то, что окупало бы их.
- Тебе стало скучно?
- Скорее, я не задействую полностью свой потенциал.
- Ну хорошо. Я могу заняться организационной стороной, ты же знаешь.
- Нет, Катце. Ты и так слишком мало отдыхаешь, и всех оздоровительных мер, которые я могу предпринять для твоего организма, явно недостаточно, тебе необходим более размеренный образ жизни. И более здоровый. Единственное, в чем мне действительно потребуется твоя помощь – это проверка потенциальных покупателей на надежность и платежеспособность.
- Рауль, - рыжий чуть склонил голову набок. – Это не имеет смысла. На поиск покупателей у меня уйдет намного меньше сил и времени, чем у тебя.
- Ну хорошо, пусть так, - с заметной неохотой согласился блонди, и вновь проскользнула в его поведении какая-то напряженность. – Но я хотел бы присутствовать при заключении сделок, если не возражаешь.
- Возражаю, - едва сдерживая раздражение, отрезал рыжий. Как же это рафинированное создание не понимает: нелегальная продажа плодов его исследований – вещь отнюдь не безопасная, дело приходится иметь с натуральными крокодилами и вампирами, да и вообще, чем меньше свидетелей в таких предприятиях, тем лучше. А если кто-нибудь вместе с разработками возжелает заодно и разработчика, позарившись на нечеловеческую красоту, которую никакой маскировкой не скроешь? Запросто может получиться коктейль из охоты с войной, да такой, что будет уже не до расширения лабораторий и связанных с этим хлопот.
Хорошо еще, что блонди не встал в позу и соизволил объяснить свое желание: ему хотелось лично видеть реакцию покупателей, следить за ходом переговоров по купле-продаже, составить обо всем собственное представление. При всей своей неконтактности, Эм умел с поразительной точностью подметить и оценить мельчайшие оттенки человеческого поведения. Затем, собственно, и вменялось в обязанности Раулю присутствовать на всех заседаниях Синдиката, дипломатических встречах и приемах. Фактически, он был вторыми глазами Минка, способными видеть то, что нужно, и именно так, как нужно, чтобы потом предоставить плоды просеянных через сито своего аналитического ума наблюдений в распоряжение Ясона, который, в свою очередь, умел мастерски ими воспользоваться.
Катце пообещал Раулю подробные записи всех «встреч на высшем уровне», и на том блонди, после недолгих возражений, успокоился. До какой-то степени успокоился после этого разговора и сам Катце. Правда, ненадолго, и через некоторое время его опять одолели мысли о странной перемене в склонностях блонди. Он терялся в догадках, с чего вдруг его блондиевскому высочеству стукнуло перейти на самоокупаемость. Сидел же сколько времени на шее у Катце, играя в свои высокоинтеллектуальные, запредельно дорогие игрушки, без всякого намека на неудобства со стороны совести или самолюбия. Полагал, видимо (вполне справедливо, между прочим), что рыжий, привыкший вкалывать на всю экономику Амои, личный бюджет Ясона и только в последнюю очередь – на пополнение собственных банковских счетов, будет вполне в своей тарелке, если за неимением Минка кто-нибудь другой станет освобождать его от части немалой прибыли, нажитой упорным, хоть и не совсем законным трудом. То, что Рауль этим и себя ставил фактически в положение дорогой игрушки, похоже, совсем его не волновало. Почему же стало волновать теперь?
Сколько Катце ни ломал свою рыжую голову, вариантов выходило только два: либо Рауль Эм решил его кинуть, поступив по странной справедливости своих не менее странных принципов, либо, как ни дико это звучит, но блонди стала тревожить собственная привязанность, силу которой он, возможно, осознал до конца, пока находился в беспомощном состоянии и вынужденном бездействии. И Эм решил как-то уравновесить положение, компенсировать финансовой независимостью.
«Отгородиться от меня», - лезла неотступная мысль. Все-таки, во второй вариант, несмотря на его теоретическую вероятность, поверить было труднее. Скорее уж Катце поверил бы в привязанность Ясона Минка; может, потому что видел, как менялся взгляд этой ледяной статуи, когда он смотрел на Рики – от обычной отстраненности и равнодушия не оставалось следа.
А Рауль… Да, в его глазах под темно-золотыми ресницами плескались порой теплые волны, но это было скорее сродни беззащитности, чем той глубокой, затягивающей нежности, с которой Ясон смотрел на своего любимца. Рауль же и во сне, с закрытыми глазами, когда его размеренно-легкое дыхание касалось пальцев рыжего, все равно оставался отстраненным и погруженным в себя. Вот только зачем бы ему раз за разом дожидаться Катце, не ложиться без него, зачем прижимать к щеке его прокуренную ладонь? Во всех этих мелочах нет смысла, если он намерен сколотить собственное состояние и уйти; вполне можно обойтись более банальными и одновременно более явными знаками внимания. Эта мысль немного успокаивала рыжего, который после нападения на дом окончательно сроднился с фактом, что Рауль необходим ему, он фон, лейтмотив всего существования Катце. И что он все-таки намертво привязался к Эму, как ни сопротивлялся этому процессу, как ни отгораживался, не отказывался признать до того момента, когда увидел своего блонди истекающим кровью на полу в гостиной.
«Сам виноват, - думал Катце. – Сам захотел подпустить его ближе». Хотя как было не подпустить, когда он валялся тут, потерянный, униженный своей беспомощностью и, прекрасно понимая, что откровенно цепляется за Катце, словно за последнее спасение, все равно продолжал цепляться?
Но рыжий боялся поверить в привязанность Рауля – именно потому, что отчаянно хотелось верить. Отказывал себе в праве на это. Заставлял себя искать другие объяснения, а не находя, все больше метался, запутывался и страдал. И старался не показывать виду, разумеется.
Кончилось все так, как должно было кончиться: срывом. Последней каплей послужила какая-то ерунда, случайная фраза при обсуждении наметившейся сделки.
- Что тебе не нравится на этот раз? - в раздражении бросил рыжий, нервно закуривая.
- Я считаю, что в этом случае ты слишком рискуешь, Катце. Почему ты хочешь пойти на такой риск, ты же видишь его не хуже меня?
- Потому что я так живу! Я все время только и делаю, что рискую, если ты заметил!...
- Заметил. И мне это никогда не нравилось.
- Боишься, что твоя драгоценная персона опять может пострадать?...
Это был взрыв.
- Так я тебя не держу, можешь взять все деньги, сколько унесешь, и уходить. Вернешь потом, если сочтешь нужным. А меня моя жизнь устраивает, я так привык и ничего менять не собираюсь!
В ответ глаза Рауля полыхнули таким огнем, какого Катце за ним и не подозревал.
- Я не уйду, не мечтай! – лишь немного повысив голос, но достаточно веско отрубил блонди. Вряд ли он мог догадаться, как согрела сердце рыжего эта обжигающая вспышка. Однако чувство облегчения, даже радости, которую Катце тут же постарался спрятать от самого себя, сыграла с ним злую шутку. Рыжий и сам не понял, почему вырвалось у него это насмешливо-поддразнивающее:
- А ты не думаешь, что я сам могу уйти?
Бессмысленный ход конем – доказать неизвестно что неизвестно кому, поставить в разговоре точку непременно со своим автографом; но Рауль вдруг окаменел, глаза стали слишком большими и слишком темными на белом лице. Катце даже отреагировать не успел, блонди вылетел из дома, ухнув дверью так, что перекосило и заклинило всю дверную систему.
АПД4: окончание* * *
Только под утро, пролежав без сна на кровати блонди, казавшейся в отсутствие хозяина бесконечным пустым и холодным пространством, Катце послал все к херам собачьим и, готовый поставить крест на свой гордости, приплелся в залитую светом лабораторию (Рауль непонятно для чего повключал все освещение, какое только имелось в его небольших, но высоконаучных владениях).
Он был там, за рабочим компьютером, и при появлении Катце даже не шелохнулся, не отвел взгляда от светлых строчек формул, бегущих по синевато-серому экрану. Рыжий подошел, встал совсем близко, не зная, что сказать. Их разделяло не больше двадцати сантиметров и – пропасть: всю ночь промучившегося сомнениями и противоречиями бывшего фурнитура и безмятежно-спокойного блонди, погруженного в любимую работу. Попробуй, перешагни это похожее на вечность расстояние. Надежду давало только то самое: «Я не уйду, не мечтай». Блонди не бросаются словами, у них нет привычки сказать что-то, а потом передумать. Но страшно даже не прогнуться, признать, что был неправ – страшно, что уже слишком поздно, прогиб не будет засчитан…
Он решительно взял Рауля, идеально прямо сидящего в кресле, за плечи, потянул к себе, прислоняя головой к своим ребрам. Но блонди вдруг повернул голову и ткнулся своей длинной челкой-занавеской в его предплечье, прижался сильно, до боли. Вот тогда Катце сделал, наконец, то, что давно хотелось: протянул руку и осторожно погладил медовые завитки возле Раулева затылка.
* * *
- Я тебе серьезно говорю, шеф – это он сливает инфу, точно!
Катце едва заметно поморщился: Глайд превосходный помощник и исполнитель, но почему ж он так любит делать большие глаза, и вообще изображать на физиономии сценические эффекты? А сейчас полушепотом, не менее театральным, чем выражение лица, он сообщал страшную, по его мнению, новость – удалось вычислить того, кто уже некоторое время сдает конкурентам их планы, суммы сделок и прочие нежелательные для разглашения сведения.
- И как вы это определили? – сдержано поинтересовался рыжий. Не потому что не верил. Просто следуя удобному рабочему тон, невесть почему придававшему ему в глазах подчиненных дополнительный вес и определенную таинственность.
Глайд принялся выкладывать аргументы. Все они были вполне обоснованы (да Катце и не ждал другого от своей правой руки), все указывали на красивого и умного мальчика лет двадцати, работавшего на Катце уже почти год и быстро продвигавшегося вверх благодаря своим способностям. Жаль…
При допросе с пристрастием парень повел себя по простейшей схеме: вначале все отрицал, потом раскололся и устроил истерику. Слишком обычно. Банально даже. Катце задумчиво смотрел на всхлипывающего у стены мальчишку. Не соответствовало все это его находчивости и неординарности. Что ж…
- Глайд, давайте-ка что-нибудь… После чего интенсивная терапия мало действенна, и уродства уже не исправить.
Подручные Глайда с готовностью извлекли откуда-то длинный кусок арматуры, искореженный и ржавый, как все его собратья. Вопросительный взгляд в сторону шефа.
Глаза у парня сразу стали сухими и застывшими, лицо без кровинки, однако губы сложились в упрямую складку, говорящую о готовности сдохнуть, но молчать, вопреки страху, боли, осознанию, что с ним сделают через минуту.
Катце кивнул, давая знак начинать.
Первый удар пришелся по шее и ключице, второй чуть выше – слегка задел нижнюю челюсть. Через сжатые изо всех сил зубы все-таки прорвался из легких звук-рык, по холеной коже и разорванной дорогой сорочке потекла кровь…
Рыжий смотрел, не отводя взгляда. Да, по его приказу не раз оставляли на память особо зарвавшимся изуродованные трупы – своего рода давление на психику, устрашение. Но такое делали обычно уже с мертвыми, лишь один раз вот так же рвали при Катце живую плоть, чтобы воздействовать на человека, в присутствии которого калечили того, кто был ему дорог. Рыжий не имел привычки покидать место действия, хотя запросто мог оставить грязную работу на подчиненных и не видеть изнанки собственного способа существования. Но Катце считал, что, отдав приказ, первый отвечает за результаты, как бы не претило ему и зрелище, и сам факт, и необходимость. Он не оправдывал себя – хотя мог бы. Ни тем, что на Амои не по своей воле выбрал теневой бизнес, в котором невозможно обойтись без жестокости. Ни тем, что одинокому кастрату необходимо заполнять свою жизнь чем-то достаточно существенным, а за годы работы на Ясона он привык именно к такого рода деятельности и стал эксклюзивным специалистом. Ни тем, что подобные меры всегда самые крайние.
Он рассчитывал лишь напугать мальчишку, чтобы не тянуть из него жилы несколько часов; однако тот, кажется, не собирался пугаться и сдаваться, даже понимая всю неизбежность результата. Не иначе, стояло за всем этим что-то важное для него, то, ради чего можно было дать разодрать себя на уродливые куски, истечь кровью, потерять сознание или свихнуться от боли…
Катце не мигая смотрел на струящуюся из разрывов, оставляемых арматурой, кровь. В какой-то момент ему показалась, что она малиновая, почти лиловая. Рыжий вдруг понял, что теперь всякий раз в похожей ситуации перед глазами будет вставать все та же картина: скорчившийся в углу столовой искалеченный Рауль в своей нечеловеческой, ядовитого оттенка крови.
По большому счету, он никогда не исключал, что такое может случиться. Катце вообще не имел склонности прятать голову в песок; хотя, возможно, стоило, хотя бы изредка – не пришлось бы так старательно уплотнять свое существование никотином и психотропами. Но дело даже не в собственно вероятности. Главное, он больше не способен не думать – о том, как терзали прекрасное белокожее тело Рауля и о том, что это может повториться. Не приходилось зарекаться и от собственной гибели, быстрой или медленной – вроде той, какую готовили ему покойные ныне коллеги по бизнесу. При всей ничтожности шансов – они есть. И если станут реальностью, Рауль останется у разбитого корыта, и тогда ему придется…
Ну, конечно, разумеется! Умница блонди, в отличие от него самого, оценил прецедент в полной мере, потому и захотел иметь для себя и Джейсона хотя бы одну возможную подстраховку – финансовую самостоятельность, налаженный источник дохода. Вот откуда желание держать все связи и сделки под своим контролем, быть абсолютно независимым от наличия или отсутствия Катце. Только вот почему Рауль не подумал об этом раньше?... Впрочем, Катце ведь не посвящал его во все детали своей работы, не из чего было делать неутешительные выводы. Другое дело, что сам рыжий не догадался, насколько просто открывался ларчик. Именно потому, что слишком просто, а ему было не до того, что лежит на поверхности. Был слишком занят переживаниями по поводу, что он может значить или не значить для блонди, забыл, что не на одной его скромной персоне свет клином сошелся.
- Все, хватит с него, - проронил Катце все так же холодно, словно ничего не произошло. Хотя пять или шесть ударов ощетинившимся железом – это действительно почти ничего… по сравнению с тем, что могло быть. – Пусть убирается и попробует выжить, если получится. Но вряд ли такую мразь кто-то еще захочет держать у себя.
И вышел, не оглядываясь, провожаемый ошеломленными взглядами нескольких пар глаз, в том числе – не верящего в чудесное избавление мальчишки.
По пути домой он прямо из кара позвонил в космопорт, забронировал на ближайший гиперпространственный рейс два пассажирских места и на всякий случай пару багажных, и, получив подтверждение, перевел оплату. Потом, как только будет свободная минута, сбросит Глайду реквизиты от пары своих счетов и позвонит, предупредит, что должен срочно уехать, пусть ведет дела по собственному усмотрению, пока Катце не вернется. То есть, отныне – всегда.
В конце концов, ему уже приходилось бросать налаженное дело – сперва на Амои, потом на Оксте, и рыжий не воспринимал это, как непоправимую трагедию. Бизнес – такой или другой – можно начать еще раз. Или еще не раз. А Рауль у него только один.
Добравшись до дома, не обращая внимания на встретившего в дверях дроида, рыжий прошагал сразу на задний двор, в лабораторию. Почти так же холодно, как говорил со своими людьми, известил удивленного элитника:
- Собирайся. Я заказал два билета до Стратуэя.
- Стратуэй? – прищурился блонди. – Это ведь первый из двух перевалочных пунктов по пути на Мирейт?
- Именно.
И почувствовал к Раулю Эму почти нежность, когда тот, не вдаваясь в лишние подробности, первым делом уточнил:
- Сколько у меня времени на сборы?
- Наш рейс в 18.30.
Блонди кивнул:
- Хорошо. Надеюсь, как только будет возможность, ты расскажешь мне, что случилось.
Кто бы сомневался.
- Ничего не случилось, Рауль. Все в порядке.
- Тогда почему такая срочность и внезапность?
- Потому что теневой бизнес вреден для твоего здоровья. И для моего тоже, если тебе так больше по душе.
- Значит, все-таки случилось…
- Хорошо, можешь считать, что случилось. – Катце понял, что начинает раздражаться. – Тебе что, так не хочется уезжать отсюда?
- Я не смогу взять с собой результаты восьми месяцев работы, для них требуется специальные условия перевозки и заблаговременное разрешение на вывоз. Если ты, конечно, не предусмотрел контрабанду.
- Не предусмотрел, прости.
- Ничего, я смогу воссоздать все с нуля. Но сам знаешь: время – деньги.
- Перестань ты уже считать деньги! – рассердился Катце. И добавил после небольшой паузы, пожалев о своей несдержанности: - Пока будем на Сратуэе, оформим на тебя несколько счетов так, чтобы никто кроме вас с Джейсоном не мог до них добраться, не волнуйся.
Блонди непонимающе уставился на него:
- При чем здесь это?
- Так. – У рыжего возникло стойкое ощущение, будто он что-то упустил. Возможно, в другое время он не стал бы этого делать, но сейчас, глядя на потихоньку начинавшего светиться изнутри Эма, поддался действию все еще бродившего в крови адреналина, спросил: – Рауль, ответь мне напоследок на один вопрос: для чего ты так старательно занялся разработками на продажу? Прямо с места в карьер, ни больше, ни меньше.
- Катце, не думаю, что эта такая уж важная тема…
- И все же? Вспомни – ты говорил, у тебя нет от меня никаких секретов.
- Это не секрет. Просто, учитывая некоторые особенности твоего характера, тебе будет неприятно. – Рауль вопросительно посмотрел на рыжего.
Тот молча ждал.
- Если бы тем, кто проник в наш дом, удалось достичь своей цели, тебе пришлось бы отдать все до последнего только ради того, чтобы умереть без мучений – думаю, ты не станешь этого отрицать. А если бы существовал налаженный сбыт плодов моей интеллектуальной деятельности, на который можно уверенно сослаться, у тебя появился бы дополнительный козырь, возможность сохранить наши жизни в обмен на курицу, несущую золотые яйца только на этих условиях. Не стопроцентная гарантия, конечно, но если придется иметь дело не с окончательными идиотами, то, скорее всего, сработает… Я сказал что-то смешное? Или у тебя просто нервная реакция от перенапряжения?
Нет, разумеется, ничего смешного не было. Но Катце смеялся – тихо, без ехидства, без истеричности. Просто потому, что казалось: если перестанет смеяться – заплачет. Юпитер, когда он успел стать сентиментальным? Неужели его жизнь так важна для Рауля? Или блонди настолько верит в него, в то, что оставшись без гроша и без влияния соответственно, Катце все равно сумеет придумать что-нибудь, чтобы вытащить его из рабства? В таком случае, Рауль не только запредельно умное, но и запредельно наивное создание.
Однако и самолюбие его задето крепко, блонди не зря опасался. В прошлый раз, когда тот в буквальном смысле заслонил Катце своим телом, еще можно было полностью уйти в чувство вины и сострадание, но сейчас компенсироваться некуда. Как, интересно, Рауль себе это представляет? «Не убивайте меня, я отдам вам блонди, который за мою жалкую шкуру будет каждый месяц штамповать волшебные биотехнологии, стоящие кучу бабок»?
Рыжий понимал, конечно, что Эм, всего-навсего, как и он сам, не исключал для них опасности вторично вляпаться. И – одна из главных черт, что отличает элиту от людей – имея возможность «подстелить соломки», сделал это, не надеясь на авось. Правда, уязвленной гордости Катце понимание было почему-то по барабану.
Стоп. А вот в то, что он решил завязать с теневой экономикой, блонди, кажется, не слишком верит. Не такой уж и наивный. Тем приятнее будет его удивить.
А еще оказалось, что сквозь смех можно смотреть в глаза Раулю, не скрывая ни капли того, что на душе, отдавая все: бесконечную нежность, какой не испытывал никогда и ни к кому, даже к Джейсону, идиотское желание обнять и обозвать дураком, и одновременно – толкнуть к стене и потребовать больше никогда не придумывать подобных хитроумных планов. Смотреть и смотреть на блонди – столько, сколько захочется.
- Катце, я не понимаю, что с тобой. – В чудесных зеленых глазах растерянность, почти беспомощность. – Постарайся успокоиться, пожалуйста.
Пришлось постараться.
И блонди, кинув на него последний подозрительный взгляд, ушел, чтобы заняться, наконец, сборами – до отлета оставалось меньше трех часов.
В том, что лаборатория Рауля оснащена хорошо продуманной системой самоуничтожения, Катце не сомневался.
Конец
Вот тут лежит старый вбоквел к этому фику
@музыка: Тема "Слова любви" из х/ф "Крестный отец"
@темы: АнК, Имитация творческого процесса, Мистер Фик-с
-
-
20.10.2010 в 12:14-
-
20.10.2010 в 12:21-
-
20.10.2010 в 13:10Contrary Cat, главное, чтобы на самом деле розы с баобабами не начал скрещивать ) Хотя мне, наверное, даже больше нравится, что Катце - Лис
-
-
20.10.2010 в 13:35-
-
20.10.2010 в 13:38-
-
20.10.2010 в 14:24mart Однако Катце - самоуверенный собственник)
У бедного рыжего так долго не было вообще никакой собственности, что согласись, для него даже целый блонди - не сверхприбыль )
-
-
20.10.2010 в 19:37-
-
20.10.2010 в 19:45-
-
20.10.2010 в 20:00-
-
21.10.2010 в 00:23У бедного рыжего так долго не было вообще никакой собственности, что согласись, для него даже целый блонди - не сверхприбыль )
Точно! + получилось "зеркало" (прям, как у Ёсихары): сначала Катце был собственностью блонди, пусть и другого, а теперь
. Правда, беседа с Раулем легко может обернуться потоком занудства с его стороны, но к этому Катце уже как-то привык.
Ну, чтож, у всех - свои недостатки. Занудство - не самый страшный, зато у Рауля много других достоинств
Аффтор, замечательно, что тебя несёт, и что выложила.
-
-
21.10.2010 в 09:21Рыжему идёт быть лисом, не меньше, чем котом .
Повышение в звании )
получилось "зеркало" (прям, как у Ёсихары): сначала Катце был собственностью блонди, пусть и другого, а теперь
Ага, и еще одна деталь туда же: всем домашним хозяйством ведает Рауль )) Правда, просто по принципу "кому это надо, тот пусть и занимается", Катце без него вполне перекантовался бы в очередном бункере, а блонди требуется идеальный порядок, учет и контроль + эстетическая сторона, но все равно забавно вышло )
зато у Рауля много других достоинств
И недостатков тоже
-
-
21.10.2010 в 09:52А у кого их нет?
читать дальше
-
-
21.10.2010 в 10:06А ещё мне нравится твой новый диз
Мне самой нравится. Кто бы мог подумать, что рельефная нержавейка способна создавать уют?
-
-
21.10.2010 в 10:20рельефная нержавейка способна создавать уют?
Нержавейка? Я приняла за деревянные паойлы...
Неважно что - симпатично, гамма такая спокойная...
-
-
21.10.2010 в 10:32dary-tyan, ага, потом еще Раулевы собственные реестры попросит, чтобы свериться и ничего не упустить.... ))
симпатично, гамма такая спокойная
Я вообще люблю красивые яркие оттенки серого )
-
-
21.10.2010 в 10:42О_о! любопытно было бы посмотреть результаты этой сверки
-
-
21.10.2010 в 10:54-
-
30.10.2010 в 20:30-
-
31.10.2010 в 14:50-
-
10.11.2010 в 10:51-
-
10.11.2010 в 11:00-
-
10.11.2010 в 11:03Сейчас просто не в состоянии что-то разбирать. Замечательно написано
Вечером перечитаю - тогда всё остальное.
-
-
10.11.2010 в 11:09dary-tyan, ура, спасибо, буду ждать
-
-
10.11.2010 в 11:15Я ж Гэхэна позову)
И да, чуть не забыла -
-
-
10.11.2010 в 11:20Я уже прожигала в нем дырки, неизвестно еще, что страшнее ))
Я ж Гэхэна позову)
А не испугаеццо? ))
-
-
10.11.2010 в 11:23А не испугаеццо? ))
Конечно, испугаеццо! Но все закончится хорошо! )))
-
-
10.11.2010 в 11:24-
-
10.11.2010 в 13:44Рауля как всегда жалко. Хотя в этот раз, как ни странно, Катце жалко ещё сильней - потому что у него все переживания ещё впереди.
И крошечный тапочек.
-
-
10.11.2010 в 15:39-
-
10.11.2010 в 16:43И спасибо за тапочек
Iris Lloyd Troy Жестко
Я ж говорю: аффтара понесло