как сходу высосать из пальца диагноз поведенческой модели (с)
Начало здесь www.diary.ru/~vereskovyj-sklon/p149604878.htm?f...
Окончание 14.03.11г***
Квартира, куда его привез бывший фурнитур, располагалась все в той же Апатии; не самые престижные кварталы, не самое роскошное здание, разве что одно из самых высотных. Чистый тесный лифт, благоухающий освежителем воздуха, доставил их на последний этаж, в мансарду с кокетливо скошенными окнами.
Все освещение единственной просторной комнаты составляли бра почти под самым потолком; полуматовые цветные плафоны давали мягкий свет, похожий на предзакатный. Но еще до того, как зажглись лампы, Рауль успел охватить взглядом обстановку: минимум мебели, на стенах несколько лаконичных графических работ в багетах, пара растительных декоративных композиций, не считая обычной комнатной зелени, да широкая кровать в аппендиксе, прямо под окном во всю стену. И фактически весь интерьер «держат» портьеры и драпировки – персиковые, жемчужно-серые, золотистые; серые с золотым тяжелые занавеси на окнах и у кровати. Все со вкусом и к месту, кроме одного: не пахнет обжитым помещением, только чистотой, новыми вещами.
- Давно ты снял эту квартиру? – Рыжего генетик обнаружил на кухне, где тот сгружал в холодильник предусмотрительно прикупленную по дороге провизию.
Катце поднял голову, глянул с таким выражением, словно этим янтарно-карим глазам просто очень хотелось увидеть Рауля, а вопрос – так, мелочь.
- Не очень. Вас возмущает сам факт, верно?
Эм не ответил. Чем, собственно, возмущаться, если сам дал повод? Все в соответствии с правилами игры.
В нише возле входной двери – зеркало, по размерам мало уступающее окнам. Рауль снял пальто, размотал шарф, задумчиво скользя взглядом по собственному отражению. Странно было видеть себя на фоне чужой обстановки, в непривычной одежде. Словно здесь только часть его, остальное по-прежнему в Эос и лабораторных корпусах.
Сзади тихо подошел Катце; Рауль почувствовал, как оттягивающей затылок косы осторожно коснулась его ладонь. Было что-то очень естественное и правильно-успокаивающее в «звучании» этого жеста. Сердечный ритм, задержка дыхания, тут же понял он. То, что блонди улавливал много раз, когда фурнитурам приходилось заниматься его волосами, и на чем никогда не заострял внимания. Неужели Катце прав: фурнитуры, влюбленные в своих хозяев – отнюдь не редкость? И у человеческого организма существуют потребности, не зависящие от гормонального фона? Это открытие до такой степени поглотило все мысли Эма, что он едва замечал, как рыжий расплетает шелковистые темно-золотые пряди, разбирает на волны, расправляя за спиной привычным водопадом. Что за пэтское баловство, в самом деле? Впрочем, неважно.
Он снова глянул в зеркало. Картина по другую сторону стеклянной границы казалась теперь еще большим противоречием тому, что он ощущал. Не было в этом высоком, болезненно красивом мужчине за его плечом ничего фурнитурского; спокойное, немного печальное лицо человека, знающего себе цену и знающего что-то еще, неведомое ни Раулю, ни Ясону. Владеющего некой древней мудростью, которую не способны вместить электронные мозги ИскИна…
Сколько же противоречий может быть в одном дне?
- Как насчет того, чтоб наконец поужинать? – вывел блонди из транса бархатистый баритон у самого уха.
Рауль обернулся. На изящном столике у дивана был накрыт легкий ужин, да мерцала оранжевой звездочкой свеча в хрустальной подставке. Было почему-то приятно, что она не источает никаких ароматов, кроме собственного воскового. Невзрачная с виду и безумно дорогая, наверняка контрабанда. На миг Эм задумался, для кого бы дилер мог доставлять на Амои подобные вещи. Неужели для личных целей?
Вечер при свечах тянулся в тишине. Рауль чувствовал непонятную и непривычную усталость, он был благодарен рыжему, что тот не пытается завязать разговор. И хорошо, что не старается быть при этом по-фурнитурски незаметным, иначе ему стало бы совсем неуютно в чужой квартире, неуловимо напоминающей старинный музей – особенно сейчас, в неярком дрожащем свете огня.
- Все-таки, почему именно я, а не Ясон? – Вопрос родился как-то сам собой, из роящихся в мозгу привычных ассоциаций к непривычным явлениям.
- Ну, вы ведь почему-то дружите с Ясоном, а не с Юпитер? – Казалось, рыжий старательно прятал улыбку. И добавил, заметив, как застыло сразу лицо блонди: – Я не считаю, что вы более доступны или в чем-то уступаете господину Минку. Это не так просто объяснить… Кроме преклонения перед хозяином, я часто испытывал еще и своего рода замешательство, его иной раз очень трудно понять, его слова и действия ставят в тупик, а по лицу можно прочитать только то, что он сам для тебя «напишет». Думаю, вам не понравится, но в выражении вашего лица при разговорах с ним я часто видел примерно то же, что чувствовал сам. Это сокращало дистанцию, пусть только в моем воображении, создавало иллюзию, что я понимаю вас, а вам нетрудно было бы понять меня.
- Видимо, Ясон всегда хотел дистанции побольше. – Эм поджал губы, вспомнив встречу в Апатии. – Чтобы потом прыгнуть через пропасть.
А Рауль в итоге оказался в одной лодке с его рыжим агентом по особым поручениям. Который, как выяснилось, готов понимать и сочувствовать. И наверное, даже оценить заботу, на которую Ясон плевать хотел, занятый лишь собой и своим монгрелом.
Все это было достаточно унизительно для Идеального Блонди, главного нейрокорректора Танагуры и лучшего специалиста-биотехнолога в данном секторе галактики. Захотелось немедленно сорваться на дилере, сломать ему шею и увидеть, как тело будет дергаться в предсмертных конвульсиях. А Ясону влепить пощечину и никогда больше с ним не разговаривать.
- Ступай в душ, - сказал он, глядя на свои стиснутые в замок руки. – Уже поздно, при твоем постоянном дефиците сна не помешает хоть раз отдохнуть как следует.
Рыжий послушно поднялся из-за стола и пошел, куда послали. Рауль остался наедине со своими разбушевавшимися чувствами и мыслями.
Через десять минут Катце вернулся. Темно-рыжие пряди влажно мерцали в свете догорающей свечи и склонившихся к самым окнам лун, кожа тоже не выглядела абсолютно сухой. Но при этом никаких полотенец на бедрах и прочей фривольности – тонкую, немного сутулящуюся фигуру облегала домашняя одежда из мягкого трикотажа. На внутренней стороне запястья – маленькое, едва заметное пятнышко никотинового пластыря.
Такая деликатность неожиданно заставила смятение, в котором пребывал блонди, отступить, Рауль почувствовал, что глупо настолько болезненно реагировать на неприятные впечатления.
Катце, кажется, и не пытался искать взглядом блонди, который, отослав его в ванную, не засиделся за трапезой; отнес в угол столик с остатками ужина и, достав из шкафа белье, принялся стелить себе на диване.
- Перестань, - донеслось с полускрытой портьерами кровати. – Иди сюда.
Катце замер в расправленной простыней в руках, обернулся на голос:
- Не надо, Рауль.
А в следующую секунду обнаружил себя рядом с блонди на просторной постели, хотя расстояние до дивана было добрых четыре метра.
В глазах Эма горел нехороший огонек:
- Разве ты не этого хотел?
- А ты?... Или для элиты так сложно понять, что приоритетным может быть совпадение желаний?
- Однако ты снял эту квартиру. И привез меня сюда.
Рыжий уселся поудобнее – насколько возможно, когда за плечи удерживают нечеловечески сильные руки. Не сразу, глядя в окно, сказал:
- А тебе не приходило в голову, что я мог снять ее совсем для других целей? А привез – потому что ты попросил. Кто был фурнитуром, не сможет сказать элите «нет».
- Встречался со мной ты тоже поэтому? Не мог сказать «нет»?
Катце посмотрел на него с грустной нежностью:
- Я бы не смог отказать тебе, даже если бы ты не был элитой.
- Вот как? Разве это не основное мое достоинство?
- Основное твое достоинство в том, что ты это ты, такой как есть. Неважно, элита или монгрел. Ты вряд ли поймешь.
- Ну разумеется. Мне трудно понять, например, почему в твоей снятой для таинственных целей квартире оказалась припасена – совершенно случайно, видимо – бутылка моего любимого вина, а шампунь, который ты использовал, пахнет миндалем и жасмином – букет моего парфюма.
- Можно списать на фетишизм. На то, что мне нравилось думать о тебе, когда приобретал все необходимое.
- У тебя на все найдется ответ, верно? – Теперь блонди навис над ним, прижав Катце к холодным льняным простыням. Он отдавал себе отчет, что в какой-то мере повторяет манеру Ясона, поскольку собственная, сравнимая с танковой атакой, в данный момент не годилась. Но если Минк в подобных случаях выглядел опасным, как ядовитая змея, то Рауль понимал, что может претендовать в лучшем случае на удава. Эта мысль оказалось последней каплей.
Ему стало все равно.
Он слишком долго пытался решить задачу, заведомо не имеющую решения – найти выход из безвыходного положения для того, кто сам это положение настойчиво создавал. Он не смог донести до друга смысл простейших логических выкладок, поскольку тот плевать на них хотел, установив для себя единственную отправную точку и единственную цель – свою связь с монгрелом. Мало того, он оказался настолько несостоятельным, что не смог пробить барьеры, выставленные бывшим фурнитуром. Тот не скрывал своих так называемых чувств, покорно шел на контакт, однако за три месяца Рауль так и не смог поймать конец ни одной из тех ниточек, потянув за которые, можно заставить человека раскрыться. Рауль выпустил Катце, откинулся на подушки.
- Делай, что хочешь, - безразлично сказал он. – Carpe diem.
Наверное, у него кружилась голова, чего вообще-то не должно быть с элитой. В каком-то другом, незнакомом мире он плыл между искрящимся искусственными огнями мегаполисом и двумя тяжелыми лунами, светившими прямо на постель через окно, которое ни один из них не удосужился занавесить гардинами. Там далеко-далеко, где он сейчас находился, осторожные руки, пахнущие табачным дымом, убирали пряди волос с его лица, гладили висок, обводили самыми кончиками пальцев очертания его скул и подбородка.
- Это все, что ты хотел? – ухмыльнулся блонди, не пытаясь вырваться из умиротворяющего оцепенения.
Рыжий, поудобнее вытянувшись на постели, приподнялся на локте и подпер голову рукой:
- Думаешь, я когда-нибудь задумывался, чего именно хочу? Когда пытаешься трезво смотреть на вещи, даже самое живое воображение не переходит определенных границ. Мое обычно не шло дальше самого простого: чтобы ты посмотрел на меня не как на мебель, обратился по имени, попросил об услуге. Хотелось вызвать у тебя одобрительную улыбку, сделать что-то, чтобы ты обо мне помнил.
Рауль только хмыкнул, с любопытством вглядываясь в прищуренные раскосые глаза совсем близко, в неподражаемую игру лунного света в темных зрачках. Да уж, теперь точно не забудет…
Перед ним, как на ладони, было то, чего он добивался столько времени – полная открытость, почти беззащитность и – бесконечная нежность. У Катце отыскалось-таки слабое место, и Рауль теперь понимал, почему не удалось нащупать его раньше. Кроме безоглядной преданности Ясону, на которой Эм не мог сыграть по вполне понятным причинам, у рыжего имелась только одна слабость – сам Рауль.
Почему-то это оказалось приятно. Даже больше. Настолько, что блонди с легким вздохом закрыл глаза, отдаваясь на волю собственных ощущений. Все так же плыли луны сверху и ночной город внизу, и в незнакомом измерении между ними, где его оставили на произвол судьбы все привычные понятия и ориентиры, удерживали блонди только осторожные объятья Катце, опять перебиравшего его волосы.
Чувствовать рядом с собой длинное худое тело фурнитура способствует выработке эндофрина в организме?... Ясон вот, судя по всему, предпочитает адреналин…
Не открывая глаз, Эм сунул руку под футболку рыжего, провел пальцами по груди, убеждаясь, что обтянутые кожей ребра очень удобно считать, как он и предполагал. А вот искривление позвоночника градуса на три больше допустимого, зря в клинике не обратили внимания, мануальная терапия не помешала бы. Несовершенное, поврежденное злоупотреблениями тело, однако Рауль точно не согласился бы сейчас на замену его более красивым, здоровым и гармоничным. И вообще никаким другим, которое не принадлежало бы Катце. Вспомнились слова рыжего: «Смысл в том, чтобы твое лицо отличали от других. Даже с закрытыми глазами».
Не было причин отказываться от охватившего его странного состояния. Расслабиться – впервые за последнее время по-настоящему, не задавая самому себе предназначенную для этого стандартную программу, не подавляя собственную способность чувствовать. Маленький мирок среди бесконечного зыбкого пространства, и тот, с кем он делит этот мирок…. Учащенное сердцебиение, сведенные мышцы и судорожное дыхание рядом вносили диссонанс, и Рауль на ощупь нашел у Катце нужное место чуть ниже основания черепа, стал гладить-массировать легкими движениями. До тех пор, пока ритм дыхания и пульс дилера не убедили его, что рыжий отключился. Позволив себе напоследок легкомысленно пропустить сквозь пальцы темно-рыжие пряди над шеей, Рауль перешел в режим сна.
***
Он открыл глаза. Судя по матовому сиреневому рассвету за окном, было часов семь – полвосьмого, но вставать отчаянно не хотелось. Это означало бы выпустить из рук самое желанное в жизни, оторваться от нежной теплой кожи, которую ощущал всю ночь, даже сквозь сон и сквозь одежду – и Рауль позволил ему это.
Почему?...
Катце удалось прикоснуться к тому, до чего дотянуться невозможно в принципе: увидеть мягкость и тепло, которые у блонди, как у избалованного ребенка во сне, вытеснили безразличие, эгоизм и заносчивость. Будто ожил никогда не существовавший чувствительный и доброжелательный Рауль Эм, что грезился наяву юному фурнитуру. Тогда его не мог бы привлечь равнодушный перфекционист, посчитывающий рожденных в Гардиан малышей, словно лабораторных крыс. А сейчас? Ответа Катце не знал, да и не хотел знать.
Осторожно отодвинувшись так, чтобы видеть лицо Рауля, Катце из-под ресниц посмотрел на свою добычу. И обнаружил в ответном взгляде зеленых глаз каплю насмешки и любопытства.
- Спи еще. – Катце провел кончиками пальцев по волосам у виска блонди.
Длинные ресницы послушно опустились. Рыжий вылез из-под одеяла и отправился в душ.
Тело едва чувствовало теплые струи. Сердце болезненно ныло… от счастья – вероятно, с непривычки к такого рода нагрузкам.
Вытираясь, Катце невольно изучал свое отражение в зеркале, в непривычно ярком освещении ванной. Пальцы потянулись к шраму, который оказался на виду во всей своей дисгармонии. Ясон оставил ему словно бы вечное зримое напоминание о той черте, которую нельзя переступать. И рубец оказался гораздо глубже, чем можно было предположить по его виду.
Он отвел взгляд от безжалостного стекла. Дела не ждали, совершенно не принимая во внимание, что не хочется даже двигаться с места. Там, в комнате, прямо напротив медленно поднимающегося солнца, спал самый прекрасный блонди в этой галактике.
Но вечер и ночь позади, невозможно шагнуть обратно в лунно-звездное волшебство.
Рыжий вернулся к беспечно разнежившемуся на постели блонди уже полностью одетым, сжимая пачку сигарет в одном кармане и позвякивая ключами в другом. Присел на кровать с краю, любуясь видом совершенства, будто рожденного холодным весенним рассветом из льняной пены простыней.
- Собрался уходить, не позавтракав, - прозаически констатировал Эм, ломая всю прелесть момента.
- Что делать, труба зовет, конкуренты не дремлют, - чуть улыбнулся рыжий. – Тебе на кухне свежезаваренный чай, ключи и деньги на всякий случай.
- Думаешь, постесняюсь вызвать сюда собственный кар? – Рауль сел на кровати, щурясь сквозь темную бронзу ресниц и явно одобряя ход мыслей дилера.
Тот отвел взгляд, кадык дернулся, будто он пытался сглотнуть:
- Ладно, я пойду.
Сильные пальцы, ровные и длинные, осторожно легли на упрямый подбородок рыжего, разворачивая к себе.
- Катце, у тебя неприятности?
- Нет, все в порядке.
Вынужденный смотреть на Рауля, дилер больше не пытался прятать глаза. И снова это был взгляд человека, безоглядно, бесконечно отдающего себя. Без остатка, полностью. Жесткие пальцы, словно в замешательстве, ослабили хватку. Воспользовавшись этим или просто не замечая и вопреки, рыжий потянул к себе Рауля. Обнял, словно тот был хрупким созданием, а не двухметровым эталоном античного искусства; с силой, с какой-то больной нежностью прижался губами к золотой волне надо лбом блонди. И снова было непонятно хорошо, хотя Рауль чувствовал его напряженность и ухающее в ребра сердце, но это не раздражало и не вызывало желания что-то изменить.
Всего несколько пронзительных секунд, потом быстрый шепот: «Ну все, мне пора», - и дилер, не оборачиваясь, покинул квартиру.
А блонди вновь откинулся на подушки, купаясь в оставшихся после ухода Катце ощущениях. Ничего важного Эм на сегодня не планировал, торопиться на работу не было необходимости, а значит, можно пока не отпускать это невесомое состояние передышки или отдушины, ветра, влетевшего в приоткрытое окно, солнечного зайчика на подушке. Алогично радоваться, что он нужен бывшему фурнитуру с темным настоящим, но как же давно ничего не давало Раулю настоящего удовлетворения и чувства покоя! Так что на безрыбье… Пусть будет рыжий авантюрист… хотя бы пока.
Эм неторопливо поплюхался в душе, и даже не рассчитанная на его габариты теснота душевой казалась приятной. Набросил на плечи полотенце, босиком пошел в кухню. Его обоняние уловило запах хорошо заваренного зеленого чая и омлета со специями.
Листок он увидел сразу же, с порога. Подсунутый под заварной чайник из тонкого фарфора, «украшенный» сверху ключами от квартиры и типовой картой на 50 кредитов – достаточно скоромной суммой, чтобы не выглядело, как оплата за ночь. Почему Рауль сразу понял, что это за послание, он не мог объяснить ни тогда, ни позднее. Буквально смахнув натюрморт в сторону, он схватил бумагу и стал читать.
«Рауль!
Мой прекрасный Рауль… Наверное, я бы написал «прости», если бы не знал, что просить прощения у элиты бессмысленно.
У меня нет твоих файлов, я уничтожил их физически – для надежности, как только понял, что имеет место не стечение обстоятельств, а хорошо организованная игра.
Мне не следовало давать понять тебе, что копии еще существуют, но тогда, на стоянке, ты был полон такого праведного негодования, что обманывать тебя казалось жестоким. Не следовало говорить то, что я сказал потом, но твоя уверенность в попытке вымогательства начисто вынесла мне мозг, захотелось просто назло подтвердить твои подозрения. Совершенно детская выходка, я знаю.
И наверное, я бы не догадался, зачем ты ищешь моего общества, если бы не понимал с самого начала, что моя неосторожность не может остаться без последствий.
Ты был почти безупречен. Первые подозрения, что ты начал охоту за своими файлами, у меня возникли только после того, как ты оставил меня ночевать в своем кабинете. Полная уверенность – когда увидел тебя в клинике, в своей палате. Ты рассчитал правильно, когда не пытался что-либо изображать, практически не скрывал своих настоящих чувств. Порой я даже готов был поверить, что файлы ни при чем, ты просто берешь меня, когда есть настроение, и принимаешься разглядывать, словно нестандартный лабораторный экземпляр.
В любом случае, оказалось слишком большим соблазном видеть тебя, разговаривать с тобой – даже на пути к расставленной тобой мышеловке. Думаю, тебе нелегко было решиться на этот шаг: снизойти до какого-то экс-фурнитура…»
Блонди отвел глаза от послания, сжал бумагу в пальцах так, что едва не порвал. Он думает! Этот рыжий и представить себе не может, чего ему стоило снизойти до общения с зарвавшейся мебелью, когда после контактов с дипломатами и прочей шушерой не хочется никого из людей видеть вообще, не говоря уже о необходимости разыгрывать терпение и благосклонность. Почти две недели Рауль так и этак просчитывал варианты, в надежде найти хоть одну лазейку, чтобы не церемониться с дилером и просто вытрясти из него то, что генетик считал своей собственностью. Но любой подобный план имел недостатки: либо Эм оказывался под угрозой разоблачения, либо мог повредить Ясону. С теми шаткими позициями, на которых Минк оказался по собственной вине, любой прокол, даже в его неофициальной полупреступной деятельности, мог вызвать недовольство Юпитер и репрессии в отношении Первого. Этого Раулю хотелось меньше всего. Оставался единственный путь: постепенно подчинить себе эту дрянь, нащупать уязвимые места, сыграть на чувствах. И все равно, при мысли, что придется возиться с наглецом вместо того, чтобы более продуктивно использовать свое время, Эма охватывала ярость.
Генкоды монгрелов вполне можно было не трогать еще два-три года, однако Рауль знал: при необходимости он сумеет убедить Ясона, имевшего лишь очень поверхностные познания в генетике, что проблемы Гардиан не терпят отлагательства. В итоге околонаучных махинаций не потребовалось: у Минка совершенно не было желания вникать в тонкости и подробности. То, что рутину он постарается переложить на Катце, тоже оказалось вполне предсказуемо. Некоторое облегчение Эм испытал, когда убедился, что рыжий больше не пытается нарушать субординацию и ведет себя подчеркнуто корректно. Правда, подкопаться под него по-прежнему не удавалось, но Рауля даже заинтересовала эта похожая на шахматную партию игра с неожиданно сильным противником, так что действительно, ничего не пришлось изображать. И не его вина, если в процессе неожиданно изменились правила, размеры доски и состав фигур. Хотя мог бы заметить это раньше. Впрочем, теперь уже на самом деле неважно.
Он опять взглянул на исписанный листок:
«Мне хочется остаться с тобой, перебирать твои волосы, смотреть на тебя, говорить тебе… Да я, в общем, и не знаю, что говорить, слова плавятся в мозгу в нечто бессвязное. Хочется подарить тебе что-то совершенно особенное за то счастье, которое ты дарил мне эти недолгие месяцы. Я получил гораздо больше, чем может вообще рассчитывать в своей жизни мебель вроде меня, и как говорят монгрелы, долг платежом красен. Самое по-настоящему нужное тебе, что я могу – это оставить тебя в покое, освободить от тревоги и от необходимости продолжать наши встречи. Не знаю, может быть, я бы еще тянул с решением, впадая в самообман. Но вчера ночью и с утра ты выглядел таким… почти счастливым, что независимо от того, была ли это блестящая актерская игра, или же реальное отступление от твоих собственных принципов, я очень остро почувствовал, что превысил свой лимит. Стало страшно, что после недолгого наваждения ты разочаруешься во мне. Или, что еще хуже, в самом себе, а этого ты мне точно не простишь.
Я бы рад представить тебе доказательства, что никакого компромата на тебя у меня нет, чтобы ты убедился окончательно и успокоился, но доказательств у меня тоже нет. Тогда на стоянке у Мистраля я сказал тебе правду, или почти правду: я оставил себе файлы только потому, что один из них касался Ясона и Рики, а их судьба мне не безразлична. Ну и в какой-то мере как сувенир – единственную твою вещь, которая попала ко мне в руки. И уничтожил, как только понял, что ты действительно неспособен навредить Ясону, иначе бы не использовал такой сложный обходной путь. И когда понял, что эти материалы так опасны для тебя.
Я…»
Дальше следовало какое-то короткое слово или часть слова, старательно зачирканное до неузнаваемости, и заканчивалось послание неожиданно, словно обрывалось на полуслове:
«… не знаю, что еще тебе сказать. Счастливо».
Примятый лист тихо скользнул из рук Эма обратно на стол. Не вспомнив про остывающий чай, блонди вернулся в комнату. Отодвинул портьеру возле кровати, снял со стены крохотный квадратик-хамелеон – нанокамеру. Потом из-за другой портьеры извлек вторую такую же. Он прикрепил их вчера, пока дилер сгружал продукты на кухне, не преследуя никаких особо коварных целей – просто чтобы потом взглянуть на собственное поведение со стороны и разобраться, какая линия может быть наиболее удачной в обращении с Катце. Теперь это все стало ненужно. Пальцы сжались на безобидных с виду и бесполезных по сути квадратиках. Всё зря: в результате оказалось, что он ломился в открытую дверь, параноик-перестраховщик, бросивший на кон тысячи ради того, чтобы выиграть пару кредитов.
Однако чувства проигрыша не было. Рауль достал из внутреннего кармана футляр и бережно сложил в него обе камеры, чуть скользнув по ним кончиками пальцев, словно погладив.
И да, надо будет отдать экспертам непонятный кусочек письма. Пусть узнают, что за слово затушевал Катце.
Через несколько минут он спустился на лифте и вышел в затянутое жемчужным туманом ясное весеннее утро.
Конец
Окончание 14.03.11г***
Квартира, куда его привез бывший фурнитур, располагалась все в той же Апатии; не самые престижные кварталы, не самое роскошное здание, разве что одно из самых высотных. Чистый тесный лифт, благоухающий освежителем воздуха, доставил их на последний этаж, в мансарду с кокетливо скошенными окнами.
Все освещение единственной просторной комнаты составляли бра почти под самым потолком; полуматовые цветные плафоны давали мягкий свет, похожий на предзакатный. Но еще до того, как зажглись лампы, Рауль успел охватить взглядом обстановку: минимум мебели, на стенах несколько лаконичных графических работ в багетах, пара растительных декоративных композиций, не считая обычной комнатной зелени, да широкая кровать в аппендиксе, прямо под окном во всю стену. И фактически весь интерьер «держат» портьеры и драпировки – персиковые, жемчужно-серые, золотистые; серые с золотым тяжелые занавеси на окнах и у кровати. Все со вкусом и к месту, кроме одного: не пахнет обжитым помещением, только чистотой, новыми вещами.
- Давно ты снял эту квартиру? – Рыжего генетик обнаружил на кухне, где тот сгружал в холодильник предусмотрительно прикупленную по дороге провизию.
Катце поднял голову, глянул с таким выражением, словно этим янтарно-карим глазам просто очень хотелось увидеть Рауля, а вопрос – так, мелочь.
- Не очень. Вас возмущает сам факт, верно?
Эм не ответил. Чем, собственно, возмущаться, если сам дал повод? Все в соответствии с правилами игры.
В нише возле входной двери – зеркало, по размерам мало уступающее окнам. Рауль снял пальто, размотал шарф, задумчиво скользя взглядом по собственному отражению. Странно было видеть себя на фоне чужой обстановки, в непривычной одежде. Словно здесь только часть его, остальное по-прежнему в Эос и лабораторных корпусах.
Сзади тихо подошел Катце; Рауль почувствовал, как оттягивающей затылок косы осторожно коснулась его ладонь. Было что-то очень естественное и правильно-успокаивающее в «звучании» этого жеста. Сердечный ритм, задержка дыхания, тут же понял он. То, что блонди улавливал много раз, когда фурнитурам приходилось заниматься его волосами, и на чем никогда не заострял внимания. Неужели Катце прав: фурнитуры, влюбленные в своих хозяев – отнюдь не редкость? И у человеческого организма существуют потребности, не зависящие от гормонального фона? Это открытие до такой степени поглотило все мысли Эма, что он едва замечал, как рыжий расплетает шелковистые темно-золотые пряди, разбирает на волны, расправляя за спиной привычным водопадом. Что за пэтское баловство, в самом деле? Впрочем, неважно.
Он снова глянул в зеркало. Картина по другую сторону стеклянной границы казалась теперь еще большим противоречием тому, что он ощущал. Не было в этом высоком, болезненно красивом мужчине за его плечом ничего фурнитурского; спокойное, немного печальное лицо человека, знающего себе цену и знающего что-то еще, неведомое ни Раулю, ни Ясону. Владеющего некой древней мудростью, которую не способны вместить электронные мозги ИскИна…
Сколько же противоречий может быть в одном дне?
- Как насчет того, чтоб наконец поужинать? – вывел блонди из транса бархатистый баритон у самого уха.
Рауль обернулся. На изящном столике у дивана был накрыт легкий ужин, да мерцала оранжевой звездочкой свеча в хрустальной подставке. Было почему-то приятно, что она не источает никаких ароматов, кроме собственного воскового. Невзрачная с виду и безумно дорогая, наверняка контрабанда. На миг Эм задумался, для кого бы дилер мог доставлять на Амои подобные вещи. Неужели для личных целей?
Вечер при свечах тянулся в тишине. Рауль чувствовал непонятную и непривычную усталость, он был благодарен рыжему, что тот не пытается завязать разговор. И хорошо, что не старается быть при этом по-фурнитурски незаметным, иначе ему стало бы совсем неуютно в чужой квартире, неуловимо напоминающей старинный музей – особенно сейчас, в неярком дрожащем свете огня.
- Все-таки, почему именно я, а не Ясон? – Вопрос родился как-то сам собой, из роящихся в мозгу привычных ассоциаций к непривычным явлениям.
- Ну, вы ведь почему-то дружите с Ясоном, а не с Юпитер? – Казалось, рыжий старательно прятал улыбку. И добавил, заметив, как застыло сразу лицо блонди: – Я не считаю, что вы более доступны или в чем-то уступаете господину Минку. Это не так просто объяснить… Кроме преклонения перед хозяином, я часто испытывал еще и своего рода замешательство, его иной раз очень трудно понять, его слова и действия ставят в тупик, а по лицу можно прочитать только то, что он сам для тебя «напишет». Думаю, вам не понравится, но в выражении вашего лица при разговорах с ним я часто видел примерно то же, что чувствовал сам. Это сокращало дистанцию, пусть только в моем воображении, создавало иллюзию, что я понимаю вас, а вам нетрудно было бы понять меня.
- Видимо, Ясон всегда хотел дистанции побольше. – Эм поджал губы, вспомнив встречу в Апатии. – Чтобы потом прыгнуть через пропасть.
А Рауль в итоге оказался в одной лодке с его рыжим агентом по особым поручениям. Который, как выяснилось, готов понимать и сочувствовать. И наверное, даже оценить заботу, на которую Ясон плевать хотел, занятый лишь собой и своим монгрелом.
Все это было достаточно унизительно для Идеального Блонди, главного нейрокорректора Танагуры и лучшего специалиста-биотехнолога в данном секторе галактики. Захотелось немедленно сорваться на дилере, сломать ему шею и увидеть, как тело будет дергаться в предсмертных конвульсиях. А Ясону влепить пощечину и никогда больше с ним не разговаривать.
- Ступай в душ, - сказал он, глядя на свои стиснутые в замок руки. – Уже поздно, при твоем постоянном дефиците сна не помешает хоть раз отдохнуть как следует.
Рыжий послушно поднялся из-за стола и пошел, куда послали. Рауль остался наедине со своими разбушевавшимися чувствами и мыслями.
Через десять минут Катце вернулся. Темно-рыжие пряди влажно мерцали в свете догорающей свечи и склонившихся к самым окнам лун, кожа тоже не выглядела абсолютно сухой. Но при этом никаких полотенец на бедрах и прочей фривольности – тонкую, немного сутулящуюся фигуру облегала домашняя одежда из мягкого трикотажа. На внутренней стороне запястья – маленькое, едва заметное пятнышко никотинового пластыря.
Такая деликатность неожиданно заставила смятение, в котором пребывал блонди, отступить, Рауль почувствовал, что глупо настолько болезненно реагировать на неприятные впечатления.
Катце, кажется, и не пытался искать взглядом блонди, который, отослав его в ванную, не засиделся за трапезой; отнес в угол столик с остатками ужина и, достав из шкафа белье, принялся стелить себе на диване.
- Перестань, - донеслось с полускрытой портьерами кровати. – Иди сюда.
Катце замер в расправленной простыней в руках, обернулся на голос:
- Не надо, Рауль.
А в следующую секунду обнаружил себя рядом с блонди на просторной постели, хотя расстояние до дивана было добрых четыре метра.
В глазах Эма горел нехороший огонек:
- Разве ты не этого хотел?
- А ты?... Или для элиты так сложно понять, что приоритетным может быть совпадение желаний?
- Однако ты снял эту квартиру. И привез меня сюда.
Рыжий уселся поудобнее – насколько возможно, когда за плечи удерживают нечеловечески сильные руки. Не сразу, глядя в окно, сказал:
- А тебе не приходило в голову, что я мог снять ее совсем для других целей? А привез – потому что ты попросил. Кто был фурнитуром, не сможет сказать элите «нет».
- Встречался со мной ты тоже поэтому? Не мог сказать «нет»?
Катце посмотрел на него с грустной нежностью:
- Я бы не смог отказать тебе, даже если бы ты не был элитой.
- Вот как? Разве это не основное мое достоинство?
- Основное твое достоинство в том, что ты это ты, такой как есть. Неважно, элита или монгрел. Ты вряд ли поймешь.
- Ну разумеется. Мне трудно понять, например, почему в твоей снятой для таинственных целей квартире оказалась припасена – совершенно случайно, видимо – бутылка моего любимого вина, а шампунь, который ты использовал, пахнет миндалем и жасмином – букет моего парфюма.
- Можно списать на фетишизм. На то, что мне нравилось думать о тебе, когда приобретал все необходимое.
- У тебя на все найдется ответ, верно? – Теперь блонди навис над ним, прижав Катце к холодным льняным простыням. Он отдавал себе отчет, что в какой-то мере повторяет манеру Ясона, поскольку собственная, сравнимая с танковой атакой, в данный момент не годилась. Но если Минк в подобных случаях выглядел опасным, как ядовитая змея, то Рауль понимал, что может претендовать в лучшем случае на удава. Эта мысль оказалось последней каплей.
Ему стало все равно.
Он слишком долго пытался решить задачу, заведомо не имеющую решения – найти выход из безвыходного положения для того, кто сам это положение настойчиво создавал. Он не смог донести до друга смысл простейших логических выкладок, поскольку тот плевать на них хотел, установив для себя единственную отправную точку и единственную цель – свою связь с монгрелом. Мало того, он оказался настолько несостоятельным, что не смог пробить барьеры, выставленные бывшим фурнитуром. Тот не скрывал своих так называемых чувств, покорно шел на контакт, однако за три месяца Рауль так и не смог поймать конец ни одной из тех ниточек, потянув за которые, можно заставить человека раскрыться. Рауль выпустил Катце, откинулся на подушки.
- Делай, что хочешь, - безразлично сказал он. – Carpe diem.
Наверное, у него кружилась голова, чего вообще-то не должно быть с элитой. В каком-то другом, незнакомом мире он плыл между искрящимся искусственными огнями мегаполисом и двумя тяжелыми лунами, светившими прямо на постель через окно, которое ни один из них не удосужился занавесить гардинами. Там далеко-далеко, где он сейчас находился, осторожные руки, пахнущие табачным дымом, убирали пряди волос с его лица, гладили висок, обводили самыми кончиками пальцев очертания его скул и подбородка.
- Это все, что ты хотел? – ухмыльнулся блонди, не пытаясь вырваться из умиротворяющего оцепенения.
Рыжий, поудобнее вытянувшись на постели, приподнялся на локте и подпер голову рукой:
- Думаешь, я когда-нибудь задумывался, чего именно хочу? Когда пытаешься трезво смотреть на вещи, даже самое живое воображение не переходит определенных границ. Мое обычно не шло дальше самого простого: чтобы ты посмотрел на меня не как на мебель, обратился по имени, попросил об услуге. Хотелось вызвать у тебя одобрительную улыбку, сделать что-то, чтобы ты обо мне помнил.
Рауль только хмыкнул, с любопытством вглядываясь в прищуренные раскосые глаза совсем близко, в неподражаемую игру лунного света в темных зрачках. Да уж, теперь точно не забудет…
Перед ним, как на ладони, было то, чего он добивался столько времени – полная открытость, почти беззащитность и – бесконечная нежность. У Катце отыскалось-таки слабое место, и Рауль теперь понимал, почему не удалось нащупать его раньше. Кроме безоглядной преданности Ясону, на которой Эм не мог сыграть по вполне понятным причинам, у рыжего имелась только одна слабость – сам Рауль.
Почему-то это оказалось приятно. Даже больше. Настолько, что блонди с легким вздохом закрыл глаза, отдаваясь на волю собственных ощущений. Все так же плыли луны сверху и ночной город внизу, и в незнакомом измерении между ними, где его оставили на произвол судьбы все привычные понятия и ориентиры, удерживали блонди только осторожные объятья Катце, опять перебиравшего его волосы.
Чувствовать рядом с собой длинное худое тело фурнитура способствует выработке эндофрина в организме?... Ясон вот, судя по всему, предпочитает адреналин…
Не открывая глаз, Эм сунул руку под футболку рыжего, провел пальцами по груди, убеждаясь, что обтянутые кожей ребра очень удобно считать, как он и предполагал. А вот искривление позвоночника градуса на три больше допустимого, зря в клинике не обратили внимания, мануальная терапия не помешала бы. Несовершенное, поврежденное злоупотреблениями тело, однако Рауль точно не согласился бы сейчас на замену его более красивым, здоровым и гармоничным. И вообще никаким другим, которое не принадлежало бы Катце. Вспомнились слова рыжего: «Смысл в том, чтобы твое лицо отличали от других. Даже с закрытыми глазами».
Не было причин отказываться от охватившего его странного состояния. Расслабиться – впервые за последнее время по-настоящему, не задавая самому себе предназначенную для этого стандартную программу, не подавляя собственную способность чувствовать. Маленький мирок среди бесконечного зыбкого пространства, и тот, с кем он делит этот мирок…. Учащенное сердцебиение, сведенные мышцы и судорожное дыхание рядом вносили диссонанс, и Рауль на ощупь нашел у Катце нужное место чуть ниже основания черепа, стал гладить-массировать легкими движениями. До тех пор, пока ритм дыхания и пульс дилера не убедили его, что рыжий отключился. Позволив себе напоследок легкомысленно пропустить сквозь пальцы темно-рыжие пряди над шеей, Рауль перешел в режим сна.
***
Он открыл глаза. Судя по матовому сиреневому рассвету за окном, было часов семь – полвосьмого, но вставать отчаянно не хотелось. Это означало бы выпустить из рук самое желанное в жизни, оторваться от нежной теплой кожи, которую ощущал всю ночь, даже сквозь сон и сквозь одежду – и Рауль позволил ему это.
Почему?...
Катце удалось прикоснуться к тому, до чего дотянуться невозможно в принципе: увидеть мягкость и тепло, которые у блонди, как у избалованного ребенка во сне, вытеснили безразличие, эгоизм и заносчивость. Будто ожил никогда не существовавший чувствительный и доброжелательный Рауль Эм, что грезился наяву юному фурнитуру. Тогда его не мог бы привлечь равнодушный перфекционист, посчитывающий рожденных в Гардиан малышей, словно лабораторных крыс. А сейчас? Ответа Катце не знал, да и не хотел знать.
Осторожно отодвинувшись так, чтобы видеть лицо Рауля, Катце из-под ресниц посмотрел на свою добычу. И обнаружил в ответном взгляде зеленых глаз каплю насмешки и любопытства.
- Спи еще. – Катце провел кончиками пальцев по волосам у виска блонди.
Длинные ресницы послушно опустились. Рыжий вылез из-под одеяла и отправился в душ.
Тело едва чувствовало теплые струи. Сердце болезненно ныло… от счастья – вероятно, с непривычки к такого рода нагрузкам.
Вытираясь, Катце невольно изучал свое отражение в зеркале, в непривычно ярком освещении ванной. Пальцы потянулись к шраму, который оказался на виду во всей своей дисгармонии. Ясон оставил ему словно бы вечное зримое напоминание о той черте, которую нельзя переступать. И рубец оказался гораздо глубже, чем можно было предположить по его виду.
Он отвел взгляд от безжалостного стекла. Дела не ждали, совершенно не принимая во внимание, что не хочется даже двигаться с места. Там, в комнате, прямо напротив медленно поднимающегося солнца, спал самый прекрасный блонди в этой галактике.
Но вечер и ночь позади, невозможно шагнуть обратно в лунно-звездное волшебство.
Рыжий вернулся к беспечно разнежившемуся на постели блонди уже полностью одетым, сжимая пачку сигарет в одном кармане и позвякивая ключами в другом. Присел на кровать с краю, любуясь видом совершенства, будто рожденного холодным весенним рассветом из льняной пены простыней.
- Собрался уходить, не позавтракав, - прозаически констатировал Эм, ломая всю прелесть момента.
- Что делать, труба зовет, конкуренты не дремлют, - чуть улыбнулся рыжий. – Тебе на кухне свежезаваренный чай, ключи и деньги на всякий случай.
- Думаешь, постесняюсь вызвать сюда собственный кар? – Рауль сел на кровати, щурясь сквозь темную бронзу ресниц и явно одобряя ход мыслей дилера.
Тот отвел взгляд, кадык дернулся, будто он пытался сглотнуть:
- Ладно, я пойду.
Сильные пальцы, ровные и длинные, осторожно легли на упрямый подбородок рыжего, разворачивая к себе.
- Катце, у тебя неприятности?
- Нет, все в порядке.
Вынужденный смотреть на Рауля, дилер больше не пытался прятать глаза. И снова это был взгляд человека, безоглядно, бесконечно отдающего себя. Без остатка, полностью. Жесткие пальцы, словно в замешательстве, ослабили хватку. Воспользовавшись этим или просто не замечая и вопреки, рыжий потянул к себе Рауля. Обнял, словно тот был хрупким созданием, а не двухметровым эталоном античного искусства; с силой, с какой-то больной нежностью прижался губами к золотой волне надо лбом блонди. И снова было непонятно хорошо, хотя Рауль чувствовал его напряженность и ухающее в ребра сердце, но это не раздражало и не вызывало желания что-то изменить.
Всего несколько пронзительных секунд, потом быстрый шепот: «Ну все, мне пора», - и дилер, не оборачиваясь, покинул квартиру.
А блонди вновь откинулся на подушки, купаясь в оставшихся после ухода Катце ощущениях. Ничего важного Эм на сегодня не планировал, торопиться на работу не было необходимости, а значит, можно пока не отпускать это невесомое состояние передышки или отдушины, ветра, влетевшего в приоткрытое окно, солнечного зайчика на подушке. Алогично радоваться, что он нужен бывшему фурнитуру с темным настоящим, но как же давно ничего не давало Раулю настоящего удовлетворения и чувства покоя! Так что на безрыбье… Пусть будет рыжий авантюрист… хотя бы пока.
Эм неторопливо поплюхался в душе, и даже не рассчитанная на его габариты теснота душевой казалась приятной. Набросил на плечи полотенце, босиком пошел в кухню. Его обоняние уловило запах хорошо заваренного зеленого чая и омлета со специями.
Листок он увидел сразу же, с порога. Подсунутый под заварной чайник из тонкого фарфора, «украшенный» сверху ключами от квартиры и типовой картой на 50 кредитов – достаточно скоромной суммой, чтобы не выглядело, как оплата за ночь. Почему Рауль сразу понял, что это за послание, он не мог объяснить ни тогда, ни позднее. Буквально смахнув натюрморт в сторону, он схватил бумагу и стал читать.
«Рауль!
Мой прекрасный Рауль… Наверное, я бы написал «прости», если бы не знал, что просить прощения у элиты бессмысленно.
У меня нет твоих файлов, я уничтожил их физически – для надежности, как только понял, что имеет место не стечение обстоятельств, а хорошо организованная игра.
Мне не следовало давать понять тебе, что копии еще существуют, но тогда, на стоянке, ты был полон такого праведного негодования, что обманывать тебя казалось жестоким. Не следовало говорить то, что я сказал потом, но твоя уверенность в попытке вымогательства начисто вынесла мне мозг, захотелось просто назло подтвердить твои подозрения. Совершенно детская выходка, я знаю.
И наверное, я бы не догадался, зачем ты ищешь моего общества, если бы не понимал с самого начала, что моя неосторожность не может остаться без последствий.
Ты был почти безупречен. Первые подозрения, что ты начал охоту за своими файлами, у меня возникли только после того, как ты оставил меня ночевать в своем кабинете. Полная уверенность – когда увидел тебя в клинике, в своей палате. Ты рассчитал правильно, когда не пытался что-либо изображать, практически не скрывал своих настоящих чувств. Порой я даже готов был поверить, что файлы ни при чем, ты просто берешь меня, когда есть настроение, и принимаешься разглядывать, словно нестандартный лабораторный экземпляр.
В любом случае, оказалось слишком большим соблазном видеть тебя, разговаривать с тобой – даже на пути к расставленной тобой мышеловке. Думаю, тебе нелегко было решиться на этот шаг: снизойти до какого-то экс-фурнитура…»
Блонди отвел глаза от послания, сжал бумагу в пальцах так, что едва не порвал. Он думает! Этот рыжий и представить себе не может, чего ему стоило снизойти до общения с зарвавшейся мебелью, когда после контактов с дипломатами и прочей шушерой не хочется никого из людей видеть вообще, не говоря уже о необходимости разыгрывать терпение и благосклонность. Почти две недели Рауль так и этак просчитывал варианты, в надежде найти хоть одну лазейку, чтобы не церемониться с дилером и просто вытрясти из него то, что генетик считал своей собственностью. Но любой подобный план имел недостатки: либо Эм оказывался под угрозой разоблачения, либо мог повредить Ясону. С теми шаткими позициями, на которых Минк оказался по собственной вине, любой прокол, даже в его неофициальной полупреступной деятельности, мог вызвать недовольство Юпитер и репрессии в отношении Первого. Этого Раулю хотелось меньше всего. Оставался единственный путь: постепенно подчинить себе эту дрянь, нащупать уязвимые места, сыграть на чувствах. И все равно, при мысли, что придется возиться с наглецом вместо того, чтобы более продуктивно использовать свое время, Эма охватывала ярость.
Генкоды монгрелов вполне можно было не трогать еще два-три года, однако Рауль знал: при необходимости он сумеет убедить Ясона, имевшего лишь очень поверхностные познания в генетике, что проблемы Гардиан не терпят отлагательства. В итоге околонаучных махинаций не потребовалось: у Минка совершенно не было желания вникать в тонкости и подробности. То, что рутину он постарается переложить на Катце, тоже оказалось вполне предсказуемо. Некоторое облегчение Эм испытал, когда убедился, что рыжий больше не пытается нарушать субординацию и ведет себя подчеркнуто корректно. Правда, подкопаться под него по-прежнему не удавалось, но Рауля даже заинтересовала эта похожая на шахматную партию игра с неожиданно сильным противником, так что действительно, ничего не пришлось изображать. И не его вина, если в процессе неожиданно изменились правила, размеры доски и состав фигур. Хотя мог бы заметить это раньше. Впрочем, теперь уже на самом деле неважно.
Он опять взглянул на исписанный листок:
«Мне хочется остаться с тобой, перебирать твои волосы, смотреть на тебя, говорить тебе… Да я, в общем, и не знаю, что говорить, слова плавятся в мозгу в нечто бессвязное. Хочется подарить тебе что-то совершенно особенное за то счастье, которое ты дарил мне эти недолгие месяцы. Я получил гораздо больше, чем может вообще рассчитывать в своей жизни мебель вроде меня, и как говорят монгрелы, долг платежом красен. Самое по-настоящему нужное тебе, что я могу – это оставить тебя в покое, освободить от тревоги и от необходимости продолжать наши встречи. Не знаю, может быть, я бы еще тянул с решением, впадая в самообман. Но вчера ночью и с утра ты выглядел таким… почти счастливым, что независимо от того, была ли это блестящая актерская игра, или же реальное отступление от твоих собственных принципов, я очень остро почувствовал, что превысил свой лимит. Стало страшно, что после недолгого наваждения ты разочаруешься во мне. Или, что еще хуже, в самом себе, а этого ты мне точно не простишь.
Я бы рад представить тебе доказательства, что никакого компромата на тебя у меня нет, чтобы ты убедился окончательно и успокоился, но доказательств у меня тоже нет. Тогда на стоянке у Мистраля я сказал тебе правду, или почти правду: я оставил себе файлы только потому, что один из них касался Ясона и Рики, а их судьба мне не безразлична. Ну и в какой-то мере как сувенир – единственную твою вещь, которая попала ко мне в руки. И уничтожил, как только понял, что ты действительно неспособен навредить Ясону, иначе бы не использовал такой сложный обходной путь. И когда понял, что эти материалы так опасны для тебя.
Я…»
Дальше следовало какое-то короткое слово или часть слова, старательно зачирканное до неузнаваемости, и заканчивалось послание неожиданно, словно обрывалось на полуслове:
«… не знаю, что еще тебе сказать. Счастливо».
Примятый лист тихо скользнул из рук Эма обратно на стол. Не вспомнив про остывающий чай, блонди вернулся в комнату. Отодвинул портьеру возле кровати, снял со стены крохотный квадратик-хамелеон – нанокамеру. Потом из-за другой портьеры извлек вторую такую же. Он прикрепил их вчера, пока дилер сгружал продукты на кухне, не преследуя никаких особо коварных целей – просто чтобы потом взглянуть на собственное поведение со стороны и разобраться, какая линия может быть наиболее удачной в обращении с Катце. Теперь это все стало ненужно. Пальцы сжались на безобидных с виду и бесполезных по сути квадратиках. Всё зря: в результате оказалось, что он ломился в открытую дверь, параноик-перестраховщик, бросивший на кон тысячи ради того, чтобы выиграть пару кредитов.
Однако чувства проигрыша не было. Рауль достал из внутреннего кармана футляр и бережно сложил в него обе камеры, чуть скользнув по ним кончиками пальцев, словно погладив.
И да, надо будет отдать экспертам непонятный кусочек письма. Пусть узнают, что за слово затушевал Катце.
Через несколько минут он спустился на лифте и вышел в затянутое жемчужным туманом ясное весеннее утро.
Конец
@темы: АнК, Имитация творческого процесса, Мистер Фик-с, "Компромат"
-
-
14.03.2011 в 10:41Какая прелесть! Такая чудесная получилась вещь - прозрачная словно раннее весеннее утро, и немного печальная. На этой планете ничто не может быть иначе.
Спасибо тебе
-
-
14.03.2011 в 10:47На этой планете ничто не может быть иначе.
Наверное, ты права...
-
-
14.03.2011 в 10:50-
-
14.03.2011 в 10:51-
-
14.03.2011 в 10:51-
-
14.03.2011 в 10:53-
-
14.03.2011 в 10:58читать дальше
-
-
14.03.2011 в 10:58-
-
14.03.2011 в 11:00-
-
14.03.2011 в 11:02-
-
14.03.2011 в 11:04-
-
14.03.2011 в 11:05-
-
14.03.2011 в 11:06-
-
14.03.2011 в 11:57-
-
14.03.2011 в 12:00-
-
14.03.2011 в 12:14Такое мог написать только человек прочувствовавший одиночество насквозь.
-
-
14.03.2011 в 12:31Alison McL
-
-
14.03.2011 в 13:07Ellaahn, благодарю )
санча с ранчо,
Совсем не обязательно. Можешь мне поверить, закон "Адского пламени" О.Генри в этом мире действует вовсю )
Конвалия,
-
-
14.03.2011 в 13:16Замечательная вещь, честно.
-
-
14.03.2011 в 13:37Охотно верю. Но совсем не обязательно испытать на себе, чтоб понять,ага? Особенно женщине...
Как-то в конце повествования видится не точка, а многоточие
-
-
14.03.2011 в 15:36Но совсем не обязательно испытать на себе, чтоб понять,ага?
санча с ранчо Как-то в конце повествования видится не точка, а многоточие
Ну да, Рауль сказал себе, что подумает об этом завтра ))
-
-
14.03.2011 в 16:41-
-
14.03.2011 в 19:06Да, и грусть бывает светлой...
-
-
14.03.2011 в 20:16-
-
14.03.2011 в 22:01-
-
14.03.2011 в 23:54мануальная терапия не помешала бы. Вот пусть Рауль лично сам ее и проводит.
Хочется расстановки точек над "i" и полной ясности.
Большое спасибо за текст.
-
-
15.03.2011 в 12:42санча с ранчо,
Iris Lloyd Troy, почему?
Lady Helga, птицы - они такие, как нагрянут нечаянно, когда совсем не ждешь ) Рада, что понравилось
prince_bundle, ну, может он позавтракал. А может ему Катцево послание аппетит отбило )
Вот пусть Рауль лично сам ее и проводит.
Да разве ж я против? ) Только покааа Рауль дозреет, чтоб лично проводить...
Большое спасибо за текст. Надеюсь, что это всё-таки продолжение, а не конец.
Пожалуйста
-
-
15.03.2011 в 13:05Потому, что я бы сама хотела ощутить такую "передышку".))
-
-
15.03.2011 в 16:15-
-
16.03.2011 в 01:56стараниям Катцесобственным принципам - без завтрака из дома не выходить.Только покааа Рауль дозреет, чтоб лично проводить... По-моему, он уже дозрел. Надо только ему дать это понять читать дальше.