Alison McL, дорогая, это ты виновата. Во-первых, я вняла твоему совету про написание злостного ООСа, но он у меня выходит только в такой форме. Во-вторых, я посмотрела "Ai no kusabi". Это плохо. Это очень плохо. Потому что мне и без этого вполне хватало. Вчера я просто хотела быть в курсе - а о чем же именно ты пишешь. Чего я хочу сегодня, я уже не знаю.
Ваше имя теперь забудется, Станет дрожью костра погасшего, Среди сводок сухих заблудится Отголоском безумья Вашего... Точно знали - бунт не прощается, Только Вам все стало неважно вдруг. Если холод в душе сгущается Пользы нет уже от былых заслуг. Стерты файлы. Пароли сброшены. Ваша участь теперь - забвение. Пеплом стынущим запорошены Счастья считанные мгновения. Под какими б не жили солнцами, За любовь всегда болью платим мы. Вьется дым сигаретный кольцами Цвета шелковой, чистой платины...
Любимый отрывок Как же мне нравится эта иллюстрация
Маленький принц Антуан де Сент-Экзюпери
Вот тут-то и появился Лис. — Здравствуй, — сказал он. — Здравствуй, — вежливо ответил Маленький принц и оглянулся, но никого не увидел. — Я здесь, — послышался голос. — Под яблоней... — Кто ты? — спросил Маленький принц. — Какой ты красивый! — Я — Лис, — сказал Лис. — Поиграй со мной, — попросил Маленький принц. — Мне так грустно... — Не могу я с тобой играть, — сказал Лис. — Я не приручен. — Ах, извини, — сказал Маленький принц. Но, подумав, спросил: — А как это — приручить? — Ты не здешний, — заметил Лис. — Что ты здесь ищешь? — Людей ищу, — сказал Маленький принц. — А как это — приручить? — У людей есть ружья, и они ходят на охоту. Это очень неудобно! И еще они разводят кур. Только этим они и хороши. Ты ищешь кур? — Нет, — сказал Маленький принц. — Я ищу друзей. А как это — приручить? — Это давно забытое понятие, — объяснил Лис. — Оно означает: создать узы. читать дальше— Узы? — Вот именно, — сказал Лис. — Ты для меня пока всего лишь маленький мальчик, точно такой же, как сто тысяч других мальчиков. И ты мне не нужен. И я тебе тоже не нужен. Я для тебя всего только лисица, точно такая же, как сто тысяч других лисиц. Но если ты меня приручишь, мы станем нужны друг другу. Ты будешь для меня единственным в целом свете. И я буду для тебя один в целом свете... — Я начинаю понимать, — сказал Маленький принц. — Была одна роза... наверно, она меня приручила... — Очень возможно, — согласился Лис. — На Земле чего только не бывает. — Это было не на Земле, — сказал Маленький принц. Лис очень удивился: — На другой планете? — Да. — А на той планете есть охотники? — Нет. — Как интересно! А куры есть? — Нет. — Нет в мире совершенства! — вздохнул Лис. Но потом он вновь заговорил о том же: — Скучная у меня жизнь. Я охочусь за курами, а люди охотятся за мною. Все куры одинаковы, и люди все одинаковы. И живется мне скучновато. Но если ты меня приручишь, моя жизнь словно солнцем озарится. Твои шаги я стану различать среди тысяч других. Заслышав людские шаги, я всегда убегаю и прячусь. Но твоя походка позовет меня, точно музыка, и я выйду из своего убежища. И потом — смотри! Видишь, вон там, в полях, зреет пшеница? Я не ем хлеба. Колосья мне не нужны. Пшеничные поля ни о чем мне не говорят. И это грустно! Но у тебя золотые волосы. И как чудесно будет, когда ты меня приручишь! Золотая пшеница станет напоминать мне тебя. И я полюблю шелест колосьев на ветру... Лис замолчал и долго смотрел на Маленького принца. Потом сказал: — Пожалуйста... приручи меня! — Я бы рад, — отвечал Маленький принц, — но у меня так мало времени. Мне еще надо найти друзей и узнать разные вещи. — Узнать можно только те вещи, которые приручишь, — сказал Лис. — У людей уже не хватает времени что-либо узнавать. Они покупают вещи готовыми в магазинах. Но ведь нет таких магазинов, где торговали бы друзьями, и потому люди больше не имеют друзей. Если хочешь, чтобы у тебя был друг, приручи меня! — А что для этого надо делать? — спросил Маленький принц. — Надо запастись терпеньем, — ответил Лис. — Сперва сядь вон там, поодаль, на траву — вот так. Я буду на тебя искоса поглядывать, а ты молчи. Слова только мешают понимать друг друга. Но с каждым днем садись немножко ближе... Назавтра Маленький принц вновь пришел на то же место. — Лучше приходи всегда в один и тот же час, — попросил Лис. — Вот, например, если ты будешь приходить в четыре часа, я уже с трех часов почувствую себя счастливым. И чем ближе к назначенному часу, тем счастливее. В четыре часа я уже начну волноваться и тревожиться. Я узнаю цену счастью! А если ты приходишь всякий раз в другое время, я не знаю, к какому часу готовить свое сердце... Нужно соблюдать обряды. — А что такое обряды? — спросил Маленький принц. — Это тоже нечто давно забытое, — объяснил Лис. — Нечто такое, отчего один какой-то день становится не похож на все другие дни, один час — на все другие часы. Вот, например, у моих охотников есть такой обряд: по четвергам они танцуют с деревенскими девушками. И какой же это чудесный день — четверг! Я отправляюсь на прогулку и дохожу до самого виноградника. А если бы охотники танцевали когда придется, все дни были бы одинаковы и я никогда не знал бы отдыха. Так Маленький принц приручил Лиса. И вот настал час прощанья. — Я буду плакать о тебе, — вздохнул Лис. — Ты сам виноват, — сказал Маленький принц. — Я ведь не хотел, чтобы тебе было больно, ты сам пожелал, чтобы я тебя приручил... — Да, конечно, — сказал Лис. — Но ты будешь плакать! — Да, конечно. — Значит, тебе от этого плохо. — Нет, — возразил Лис, — мне хорошо. Вспомни, что я говорил про золотые колосья. Он умолк. Потом прибавил: — Поди взгляни еще раз на розы. Ты поймешь, что твоя роза — единственная в мире. А когда вернешься, чтобы проститься со мной, я открою тебе один секрет. Это будет мой тебе подарок. Маленький принц пошел взглянуть на розы. — Вы ничуть не похожи на мою розу, — сказал он им. — Вы еще ничто. Никто вас не приручил, и вы никого не приручили. Таким был прежде мой Лис. Он ничем не отличался от ста тысяч других лисиц. Но я с ним подружился, и теперь он — единственный в целом свете. Розы очень смутились. — Вы красивые, но пустые, — продолжал Маленький принц. — Ради вас не захочется умереть. Конечно, случайный прохожий, поглядев на мою розу, скажет, что она точно такая же, как вы. Но мне она одна дороже всех вас. Ведь это ее, а не вас я поливал каждый день. Ее, а не вас накрывал стеклянным колпаком. Ее загораживал ширмой, оберегая от ветра. Для нее убивал гусениц, только двух или трех оставил, чтобы вывелись бабочки. Я слушал, как она жаловалась и как хвастала, я прислушивался к ней, даже когда она умолкала. Она — моя. И Маленький принц возвратился к Лису. — Прощай... — сказал он. — Прощай, — сказал Лис. — Вот мой секрет, он очень прост: зорко одно лишь сердце. Самого главного глазами не увидишь. — Самого главного глазами не увидишь, — повторил Маленький принц, чтобы лучше запомнить. — Твоя роза так дорога тебе потому, что ты отдавал ей всю душу. — Потому что я отдавал ей всю душу... — повторил Маленький принц, чтобы лучше запомнить. — Люди забыли эту истину, — сказал Лис, — но ты не забывай: ты навсегда в ответе за всех, кого приручил. Ты в ответе за твою розу. — Я в ответе за мою розу... — повторил Маленький принц, чтобы лучше запомнить.
как сходу высосать из пальца диагноз поведенческой модели (с)
На нашем компе в данным момент стоят две винды От одной косячит половина программ, в том числе фш и опера, другая периодически теряет модем
читать дальшеМакс в последнее время напоминает одного из моих старых ОП, который, обкушавшись набегов, боев и походов, не пропускал ни одного рыцарского турнира и ни одного противника, пока мог сидеть в седле: наше мерисью, недостаточно наработалось на ремонте чужой квартиры, поэтому вчера на ночь глядя выпотрошил и заделал полиуритановой пеной шов на потолке в своей комнате ) Притом у балона что-то пошло «не в то горло», Макс уделался сам, походил с полчаса, обдирая пену с ладоней и решился-таки — пробрался на балкон, с которого они уже два года не могут убрать хлам, раздобыл там полуторалитровую бутыль растворителя и пришел ко мне: -ПОЛЕЙ (!) - Широкая душа, ага: растворитель у нас вместо воды )) Объяснили ему, что есть такая штука, как ветошь - поверил )) Ветошь, как положено, засунули на ночь в пакет, чтоб с утра сразу выкинуть. Утро растянулось до обеда, а в обед обнаружили, что растворился и пакет, и коробка от бывшего торта, на которой он лежал. Дома было всего каких-то полтора литра дихлорэтана )))
Приехали из лагеря Лисонька и мелкий. Кроме впечатлений и потенциальной стирки привезли столько конфет, что хватило обожраться нам всем. Кормили их там по 5 раз на дню, Лизавета говорит: - Я первые три раза все съедала, а потом уже не могла.
как сходу высосать из пальца диагноз поведенческой модели (с)
Название: Конец романа, цикл «Пересечение параллелей» Автор: Alison McL Бета: mart Фандом: АнК Персонажи: Рауль, Катце, ОП Пейринг: какой разглядите Жанр: недороманс, немного агнста и хорошо замаскировавшийся стеб, имхо Рейтинг: низкий Дисклаймер: не мое Предупреждение: АU, ООС, постканон. Продолжение «Протезов и котов» и иже с ними. Еще одна интерлюдия, не имеющая прямого отношения к основной сюжетной линии. И хотелось бы посмотреть на тех, кого финал фика не разочарует )
читать дальше- Ну и?... – забирая у него из рук чашку и одновременно окидывая жертву своих забот внимательным «сканирующим» взглядом, потребовал Эм. – Может теперь объяснишь, что за балаган ты тут устроил? Сказать Катце, ясное дело, было нечего, поэтому он лишь молча смотрел на блонди, постаравшись придать лицу максимально непроницаемое и независимое выражение. В процессе этого занятия он с некоторым удивлением обнаружил, что одет Рауль во что-то уютно-серо-зеленое и взирает на него обоими глазами, заправив пряди длинной челки за ухо. Такой домашний, привычный, свой, что у рыжего внезапно передавило горло. Когда он успел переодеться? Еще до того, как потащил Катце в душ, судя по обширным мокрым пятнам на одежде. - Давно вы вернулись? – Вопрос, прямо скажем, не блещет остроумием. Но молчать перед ожидающим ответа элитником, когда его требование объяснить происходящее прямо-таки висит в воздухе, сгущая и нагнетая атмосферу в комнате, еще хуже. - Я никуда не уходил. Катце пришлось удивленно выгнуть бровь: это несложное движение порой очень помогает удерживать челюсть в правильном положении. Не уходил! А он, как идиот, даже не удосужившись завернуть домой, поперся «получать разрядку»… От этого открытия задремавшая, но никуда не девшаяся злость на самого себя вспыхнула с новой силой, и рыжий не придумал ничего лучше, как только вылить ее на блонди в виде ехидного вопроса: - А что, ваша пассия без вас не скучает? - Почему это должно меня волновать? – Рауль пожал плечами, и, возможно, оттого, что эти плечи покрывал мягкий по тону и фактуре трикотаж, жест тоже показался Катце таким простым и домашним… - Или это волнует тебя? – в тоне блонди мелькнули какие-то подозрительные нотки – не то хищные, не то язвительные. Говорить, что нет, не волнует, бесполезно — блонди не поверит. Поэтому рыжий ответил в тон Раулю: - А как же. Вы ведь явно им дорожите, обычно столько времени проводите вместе. Если он заболеет от тоски, вам будет огорчение. - Допустим, что так. Но я пока не понимаю, почему все это беспокоит тебя. - Так я о вас забочусь, господин Эм, - на сей раз в почтительное обращение была вложена максимальная доза монгрельского яда. - Можешь не беспокоиться. Чем бы ни было в действительности вызвано твое беспокойство. К тому же я вовсе не проводил с ним столько времени; максимум три – три с половиной часа, да и то не каждый день. Рыжий хотя не уронил ни челюсти, ни своего достоинства, скрыть удивление на этот раз не мог, и наблюдательный Рауль это тут же заметил, снова пожал плечами: - Просто решил немного сменить образ жизни, поближе изучить город. Попрактиковаться в свободном общении с людьми, потому что уже начал отвыкать. К тому же я видел, что мое общество раздражает тебя все больше, и решил не проявлять навязчивость, дать тебе отдохнуть от меня. Тем более, что никакой информации, позволявшей определить причины твоей неприязни, ты мне не давал, пришлось занять выжидательную позицию и смотреть, чем все закончится. - Надо было вам поместить меня в лабораторию и прикрепить таймер для удобства наблюдения, - хмыкнул Катце. - Не юродствуй, тебе не идет. К тому же ты так и не ответил на мой вопрос. - Какой? - Что именно тебе похеру. Катце почувствовал, как разом стало жарко лицу и ушам. - Не помню, - соврал он. – Мало ли что по пьяни вылезет? Был бы и дальше пьяный, может, смог бы сказать, так вы ведь сами привели меня в человеческий вид… - Да, тут я допустил ошибку, - согласился блонди. – Очень уж неприятно было видеть тебя напившимся до такого безобразного состояния. Но это ничего, в конце концов, можно ведь просто вколоть тебе сыворотку правды. - Нет у вас никакой сыворотки, и взять без меня негде, - парировал рыжий. - Зато есть соединение, которое в сочетании с количеством алкоголя у тебя в крови вполне может ее заменить. - Опять блефуете, - покачал головой Катце, попутно обнаружив, что она все еще не в полной норме – будто центр тяжести сместился. - Даже если так. – Неуловимым движением Рауль переместился вплотную к рыжему, приобняв одной рукой таким образом, что Катце не мог двинуться с места, а другой задрал ему подбородок, вынуждая смотреть себе в глаза. – Существует много различных способов заставить тебя говорить. - Кресло нейрокоррекции, например, - зло фыркнул Катце, одновременно мотнув головой в попытке стряхнуть со своей челюсти твердокаменную ручку – безрезультатно, разумеется. -- Оно вам вообще надо – выяснять причину пьяных воплей? Не проще замять для ясности? - Можно было бы, - кивнул Рауль, даже не думая ослаблять хватку. – Но твои, как ты выразился, пьяные вопли были вполне конкретно адресованы мне лично, и я хочу знать, чем их заслужил. Катце устало вздохнул. - Я конечно могу вам сказать, вы правы. Но только тогда, с вашего позволения, сменю квартиру. Оставаться с вами под одной крышей после того, как вы выпотрошите мое внутреннее личное пространство, я не смогу. Он не сразу понял, что железный захват исчез, а зеленые глаза Рауля смотрят на него с таким выражением, что кажется – снизу вверх. - Чем я тебя обидел? – очень тихо спросил блонди. – Мне казалось, мы неплохо уживаемся и прекрасно понимаем друг друга. «Да, понимаем, - подумал рыжий. – Во всем, кроме наших с тобой совершенно идиотских взаимоотношений». Сказать «Ничем не обидели» или «А с чего вы вообще взяли, будто я обижен» - не поворачивался язык. Отталкивать блонди в этот момент, когда он был полностью открыт, не хотелось. И врать – по-настоящему, так, чтобы Рауль поверил вранью – не хотелось тоже. Но что поделаешь – придется, у него только два варианта: либо дать понять, что на объяснения рассчитывать нечего, либо по возможности заморочить златокудрую голову, хоть немного успокоить, разрешить его обиженное недоумение. - Это совсем не то, что может показаться, Рауль. У всех людей бывают порой срывы на пустом месте. Каким бы полным не было взаимопонимание, абсолютно все о себе не рассказывает никто, не надо этому удивляться. Вы ведь тоже не станете выкладывать мне свою жизнь полностью, есть какие-то закрытые темы. - Нет, - покачал головой блонди. – Для меня не существует тем, закрытых от тебя. - Так не бывает. Все равно есть что-то интимное, о чем вы не станете говорить. О своих личных отношениях, например… - О личных отношениях? – На миг Катце показалось, что блонди сейчас рассмеется. – С Ленни, ты имеешь в виду? Вроде бы других личных отношений в моей жизни не случалось… - Что вы вообще в нем нашли? – Катце с трудом удалось скрыть изумление, а неприязнь, которую вызывал у него гермафродит, он скрыть не смог. - А ты разве не заметил?... Общее не во внешности, конечно, но я думал, уж ты-то должен увидеть. Хотя… наверное, тебе было просто неинтересно, что это за человек, ты обратил внимание только на андрогинную внешность… Меня привлекло сходство с Ясоновым Рики. - А я полагал, оно вам нравится, - неопределенно хмыкнул рыжий. Он очень не любил, когда Рауль за раз вываливал на него столько неожиданных вещей, это напрягало. Да, с блонди было интересно благодаря этому его сочетанию непредсказуемости со способностью объяснить все так, что любые безумные парадоксы становились полностью понятны и воспринимались как должное. Но не в таких же количествах, рагон его раздери! - Разумеется, нравилось, иначе какой смысл был поддерживать знакомство? Знаешь, у меня была одна теория… Тебе ведь известно, что блонди, и вообще элита, нечувствительны к эмоциональному полю окружающих? Поэтому они не подвержены, например, психозу толпы, не поддаются коллективным приступам паники в критических ситуациях. «И наверное по этой же причине элитника гораздо легче отличить от человека, чем от андроида; дело, оказывается, не во внешности и не в мимике. Во всяком случае, не только в них», - подумал Катце. - Чужие эмоции воспринимаются элитой только опосредованно – визуально, вербально, через звук и так далее, насчет пяти органов чувств тебе объяснять не нужно, я думаю. У Рики же было либо настолько сильное эмоциональное и энергетическое поле, что он сумел пробить все блоки Минка, либо Ясон воспринимал своего монгрела обычным порядком, но тот и на таком уровне оказался слишком выразителен. - И вы тоже решили завести себе игрушку? - Да. - А не боялись заиграться, как вышло у Минка с Рики? - По некоторым причинам - не боялся. Во-первых, я не Ясон.. - А во-вторых? - Вполне достаточно и «во-первых», - спокойно, но очень веско, будто ставя точку, сказал Рауль – Однако попробовать стоило. - Что именно? - Не заиграюсь ли. - Значит, вы решили попробовать испытать на себе подобное воздействие? Ну и как успехи? - Вряд ли это можно назвать успехами. – Катце послышалась насмешка в голосе блонди. – Хотя отсутствие результата – тоже результат. Возможно, сказалась способность видеть глубже того, что лежит на поверхности, из-за чего всякие внешние проявления вроде эмоций уже не кажутся такими уж важными и интересными, какими они, видимо, казались Ясону. Все это было забавно, но не более того. - «Было»? - Да – было. Что тебя удивляет? - И давно оно… было? - Тебя интересует точный срок давности? - Да нет, в общем-то. – В свете последних своих радикальных действий рыжий почувствовал себя дураком. Но, кажется, вполне счастливым дураком. - Быстро вы свернули свой эксперимент. - Все, что меня интересовало, я узнал. - Да? И какого же оно оказалось пола? - Я же сказал: то, что интересовало. - То есть, вы даже не испытали на себе всю силу монгрельской страсти? – Катце уже откровенно издевался, однако Рауля это, похоже, не особо трогало. - Чего ради? Ясон дошел до таких отношений со своим пэтом потому, что не смог устоять. Для меня в них не было смысла, поскольку я не испытывал даже намека на потребность. - Чем же вы в таком случае занимались? Целовались в каре? Играли в шахматы? – Катце чувствовал, что его понесло, но останавливаться не хотелось. - Целовались, - подтвердил Рауль. – Но шахматы – не его стихия, Ленни больше тяготеет к боулингу и гонкам на выживание. У Катце чуть заметно дернулся уголок рта, и он поспешил запрятать подальше довольную улыбку: узнать, что в шахматах пассия Рауля – пусть в прошедшем времени – ему не конкурент, было приятно. - Значит, вы просто взяли и бросили его? - Смотря, с какой точки зрения. Ленни полагает, что я ушел с разбитым сердцем. Катце так и уставился на безмятежного Рауля : - Он… оно считает, что вы его любите? - Я сам не раз говорил ему об этом. - Но это не было правдой? Блонди все так же легко пожал плечами: - Мне нравилось говорить это… - на красивом лице Рауля снова появилось выражение блаженно замечтавшегося хищника. - Похоже, вы поимели его по полной, - усмехнулся Катце, пытаясь подавить вновь поднимающееся раздражение. Невольно вспомнился старый анекдот про сволочь обыкновенную и сволочь необыкновенную, слышанный где-то и когда-то. Рауль, безусловно, был весьма неординарной сволочью даже для блонди, которым, как известно, по штату положено. Эм покосился на него, явно забавляясь: - Что ты имеешь в виду под выражением «поиметь»? Проявить свою власть над кем-то, заставив его испытывать те чувства, которых ты хочешь от него добиться? Если так, то ты абсолютно прав: идеальный способ поиметь кого-то – приучить зависеть от твоего отношения к нему. Приучить зависеть от твоего отношения к нему. Эта фраза заставила Катце почувствовать себя полностью раздетым и использованным не по назначению. Именно то, что сделал с ним Рауль. Интересно, сам-то блонди это понимает? А если понимает, о ком он сейчас говорил – об этом своем Ленни или… Наверное, ни к кому и никогда не испытывал Катце такой ненависти – разве что Гай удостоился. На какой-то момент захотелось задушить блонди и смотреть, как тот умирает, превращаясь в прекрасное беспомощное изваяние – такое, каким Катце увидел его, когда вернулся, оставив Джейсона на попечение Морин и Гая. Собственно, эта картина, всплыв в памяти, и привела его в чувство. Потом он постарается как-то нейтрализовать вот это самое – зависимость от отношения блонди к своей монгрельской персоне. А на данный момент нужно постараться не дать Раулю в руки никаких козырей, которые тот мог бы использовать против Катце в этой идиотской игре «поимей ближнего своего». В первую очередь – не показать, что это его задевает, что вообще может иметь к нему какое-то отношение. - Как же вам при всем этом удалось изобразить разбитое сердце? – небрежно поинтересовался он у блонди. – Судя по вашему рассказу, пострадавшей стороной скорее оказался он. - В таком случае, ему некого винить в своих страданиях, кроме самого себя, - тряхнул головой Эм, словно бы с легкостью стряхивая обвинение, прозвучавшее в едком тоне рыжего. – Ленни из тех, кто пережил за свою жизнь столько интрижек и связей, что это стало дурной привычкой. Его и любовь Прекрасной Елены уже неспособна удержать от того, чтобы всерьез увлечься кем-нибудь еще. Это как наркотик – постоянная потребность охотиться за новыми и новыми партнерами – не обязательно в физическом отношении, главное, пережить определенную последовательность ощущений и эмоций. Об этой особенности сердцеедов ты можешь прочитать в любой мало-мальски приличной учебной программе по психологии. Мне не стоило особого труда застать его на месте преступления и изобразить оскорбленную невинность. Катце поневоле стало любопытно – все же быть брошенным блонди в его понятии являлось серьезной потерей: пусть либидо у рыжего давным-давно отняли, но глаза-то остались. - И он так легко вас отпустил? - Ему казалось, что никто не захочет добровольно расстаться с такой красотой – независимо от того, что сам он привязался к Раулю совершенно по другим причинам. Возможно, дело было в том, что Катце слишком долго прожил в мире, где физической красоте придавалось едва ли не первостепенное значение. - Скажем так: он не стал опускаться до того, чтобы отрицать очевидное, - пожал плечами Рауль. – Как и до того, чтобы звонить мне после этого. Если Ясонов монгрел и в этом отношении был похож на Ленни, то это плюс в его пользу. И снова Катце испытал невольное облегчение: неважно, по какой причине этот Ленни не делает попыток вернуть благорасположение блонди. Главное, Эм не настолько необходим ему, чтобы он снова пытался покушаться на то, что рыжий не желает делить ни с ним, ни с кем-либо другим. Он мог бы сказать Раулю, что в отличие от его пассии у Рики было сердце – живое, беспокойное, полное стремления к справедливости и неистребимой веры в человеческое достоинство – притом не только в собственное, -- и преданное. И именно это так привлекало Ясона и так привязало его к Рики; одной только эмоциональности и темперамента было бы недостаточно. Минк просто устал бы от них и наигрался бы так же быстро, как наигрался в свой роман сам Рауль. Однако Катце не хотелось обижать эту красивую куклу с запредельным интеллектом, но с психикой ребенка, которому не суждено повзрослеть, потому что у него никогда не было детства. Впрочем, ничто ведь не мешало ему высказаться во вполне необидной форме, рассеять некоторые заблуждения Рауля. - Значит, ты находишь его больше схожим с Кирие? – выслушав версию рыжего, с любопытством переспросил блонди. В глазах Эма зажегся тот мягкий огонек, который всегда там появлялся, когда Рауль видел интересную для себя задачку, казавшуюся ему забавной, и который делал его почти хорошеньким. – Мне трудно судить, я не видел этого маленького монгрела до того, как он получил необратимые повреждения психики. Если можно, подробнее, Катце. Можно и подробнее, рыжему не жалко. Как мог, на примерах, он постарался объяснить Раулю разницу между Рики и его «дубликатом». - Это как подделка, Рауль: на первый взгляд все то же самое, а когда приглядишься повнимательнее, понимаешь, что она ничего не стоит. Большие зеленые глаза стали на самую малость больше обычного. Катце поневоле забавляло, как может блонди иной раз в один миг превратиться из спокойного, уверенного в себе до давящей на мозги властности, циничного – истинного элитника, в недоумевающего ребенка, которому обещали, что все будет хорошо и правильно – и обманули. Была какая-то жуткая ирония в том, что даже по сравнению с бесправными монгрелами любимые дети Юпитер оказались обделены: у каждого потомственного обитателя Кереса были по крайней мере тринадцать первых лет жизни, проведенные в Гардиан, словно в раю, отгороженном от бед мира. И пусть рай этот был фальшивый и порочный, но след, который он оставлял в памяти и жизни воспитанников, все равно был настоящий. Да что сравнивать с монгрелами, даже по сравнению с остальной элитой. У сильверов, ониксов, руби, сапфиров и джейдов место, где они находились лишь до трех лет, до начала обучения, называлось «инкубатором». Там им еще позволялось быть детьми, играть в игры, не несущие никакого практического смысла, только радость и веселье, - вроде, пока малыши не заняты усвоением полезных знаний, они все равно что эмбрионы неразумные. Была бы воля Юпитер, она бы загрузила элитников учебой с самого рождения, да вот незадача: это плохо отражалось на психике элиты и, как следствие, – на будущем выполнении функций, ради которых она выращивалась. Однако любимые создания ИскИна – блонди – были лишены даже такой малости. Каждого представителя амойской высшей расы собирали словно из конструктора не только на генетическом уровне, но и на физиологическом, по выражению самого же Эма. Вот уж воистину создания Юпитер, по ее образу и подобию: сконструировали корпус с «начинкой», воткнули отдельно выращенный и запредельно навороченный мозг, словно жесткий диск вместе с процессором. Потом недолгий курс в академии, где происходило не столько обучение, сколько своего рода тестирование на функциональность уже обеспеченного необходимым объемом знаний мозга и других частей блондиевского организма – синхронизация установленных программ; и все, иди работай, комп. А чтоб не вздумали, будто их в чем-то обделили по сравнению с гражданами, любой элитник вплоть до последнего оникса получал на руки все самое лучшее, на что граждане могли лишь облизываться: прекрасные апартаменты, одежду, пэтов, и вообще все, что только может быть душе угодно. Впрочем, возможно, что в те моменты, когда Рауль вот так открывался, позволяя видеть все свои чувства, для него просто переставало иметь значение, как он выглядит и что о нем подумает Катце, либо его вообще мало интересовало, что может прочитать рыжий по его лицу. В конце концов, он ведь не был Минком, и никогда не пытался за ним угнаться в чем-либо. Ни соревнования, ни зависти между ними не было. - Почему же тогда я не увидел разницы, о которой ты говоришь? – спросил Рауль, хмурясь все так же по-детски серьезно. -- Уж на Рики-то я нагляделся достаточно, настолько, что мог предсказать любую его реакцию на поведение Ясона и окружающих. Катце пожал плечами. Дальше жалеть блонди и уходить от прямого ответа было бессмысленно, дотошный элитник все равно не оставит его в покое, пока не выяснит то, что хочет. - Некоторые вещи просто нужно чувствовать, Рауль. Словами их не передашь. Если бы вы могли любить Рики хотя бы настолько, насколько любили его друзья из его банды, то, наверное, сумели бы уловить разницу. А без этого… - Он снова пожал плечами. Стыдливое робкое счастье от того, что блонди никуда от него не делся и не собирается, предпочитая его общество чьему бы то ни было еще, боролось в душе рыжего с горечью понимания: он намертво привязан к существу, скорее всего неспособному ни понять, ни оценить его чувства. Неспособному почувствовать и пережить тепло любви. И он вздрогнул, когда услышал слова блонди, словно отвечающие на его мысли: - Возможно, я не способен понять и оценить многие из тех чувств, которым люди привыкли придавать важное значение, но ведь существуют же гораздо более ценные и значимые вещи – верность, взаимопонимание, возможность полностью доверять… - Доверять? – рыжий сам не понял, с чего его прорвало: то ли так сильно задели слова Рауля, то ли это выражение на безупречном лице – почти живое и теплое, а может, сыграло роль то, что Эм «подслушал» его сокровенные мысли. Впрочем, он вовсе не орал и не выходил из себя, всего лишь позволил себе выплеснуть на Рауля весь яд, на который был способен. Который накопил персонально для него. - Это вы говорите про доверие? Или, может быть, вам можно доверять? Вам, прирожденному манипулятору, вполне способному поставить над любым, кто под руку подвернется, какой угодно эксперимент от выращивания хвоста до воздействия какого-нибудь ультразвука на функциональность двенадцатиперстной кишки. - Ты еще забыл упомянуть мою склонность постоянно анализировать все твои слова и поступки и выявлять таким образом твои подсознательные мотивы, - блонди вроде бы не обиделся и не смутился, но выражение его лица как-то неуловимо изменилось, что вызвало у Катце смутное разочарование. – Кстати, оба твои примера потенциальных опытов, что называется, ниже пояса; пожалуй, тебе все же стоит подумать о курсе восстановительного лечения… И ты несправедлив, я никогда не ставил никаких экспериментов на тебе. Никогда не стал бы этого делать, разве только испросив твоего разрешения и получив его. «Не дождешься», - мстительно усмехнулся про себя Катце,. Вылез из-под одеяла, демонстративно «забывая» о присутствии Рауля, поплотней обвязал бедра полотенцем, уселся спиной к блонди за терминал, прикуривая от зажигалки и с удовольствием затягиваясь.
как сходу высосать из пальца диагноз поведенческой модели (с)
читать дальшеПоследней каплей, окончательно разрушившей душевное равновесие Катце, стал тот вечер, когда придя домой, он обнаружил Рауля, в расслабленной элегантной позе полулежащего на софе. На нем снова был один из тех простых и запредельно дорогих костюмов, в которых Катце привык видеть его последнее время; белые пальцы без перчатки держали за самый конец длинного стебля ядовитых оттенков орхидею – лимонно-кремовую с ярко-зеленой сердцевиной и россыпью едко-лиловых крапин по краям лепестков. Низ стебля обвивал светящийся шнурок-голограмма – своего рода подарочная упаковка. - Ваша пассия дарит вам цветы? – налюбовавшись на картину маслом, вместо приветствия спросил Катце. Рауль задумчиво кивнул, продолжая созерцать цветок, по губам скользнула странная улыбка. Рыжий подумал, что не для слабонервных это зрелище – улыбающийся блонди. Когда улыбка сопровождает какой-нибудь язвительный выпад, еще куда ни шло. Но вот так, в задумчиво-идиллическом настроении, глядя на цветок, так напоминающий его собственную проникающую в кровь красоту… И Катце впервые подумал, что Рауль ведь позер, да еще какой. Просто это никогда не бросалось в глаза, потому что Идеальный Блонди и тут был идеален, экспонируя себя настолько элегантно и ненавязчиво, с той точно отмеренной микродозой демонстративности, какая требовалась, чтобы производить на окружающих впечатление, которого он хотел добиться. Все эти изысканные сьюты с едва заметным оттенком дисгармонии, его прическа, скрывающая пол лица, так что порой казалось, будто он страдает застенчивостью – все это было из той же оперы. - Какого это… этот человек вообще пола? – Катце вдруг до ломоты в зубах захотелось узнать, кто и исходя из чего мог бы преподнести Раулю цветок, настолько соответствующий его натуре. Блонди безразлично пожал плечами: - Откуда мне знать? Феромонный фон у Ленни вполне соответствует внешности, примерно те же пятьдесят на пятьдесят. - Вам виднее, конечно, - невольно копируя его жест, пожал плечами и рыжий. – Просто у людей-то обычно предпочтения бывают… В ответ Рауль наконец поднял голову и в упор глянул на Катце. Лицо его почти не изменилось, но в глазах была такая насмешка – оскорбительная, затягивающая, как водоворот, парализующая. Она не замораживала, как Ясоновская, а прожигала внутренности тончайшей ядовитой иглой. Однако Катце не принял вызова – запретил себе это, понимая, что блонди вполне в состоянии не только легко переглядеть его, но, судя по выражению глаз – и съесть. Опустив взгляд и постаравшись сохранить как можно более наглую мину, Катце прошествовал в свою комнату. То, что у Рауля с этим существом пока ничего не было, мало что меняло для Катце. Кто на Амои не знает, что секс – вообще не повод для романа? Имело значение другое: у блонди была собственная жизнь, большая часть которой больше не протекала у него на виду, как прежде. Жизнь, которая вообще не имела к нему никакого отношения. Рыжий чувствовал себя лишним.
Катце прикусил фильтр уже полностью скуренной сигареты, насильно изгоняя из памяти моменты, от которых даже сейчас бледные скулы обжигал румянец. Захотелось иметь в своей полной власти живого человека? Все равно ведь живого, и все равно человека, хоть и блонди. Ну вот и получил. Нет у него никаких прав на Рауля. Даже права обзывать сволочью нет. В те дни он особенно сильно тосковал по Джейсону. Заезжал по пути домой в какое-нибудь кафе или отель, где был общедоступный терминал, связывался с Морин, расспрашивал, выпрашивал свежие фото Джея, долго разглядывал, потом удалял. То, что Раулю не суждено было увидеть эти снимки, являлось своего рода местью – на которую у него тоже в общем-то не было никакого права. Но тем слаще было сознавать ее. А еще очень хотелось бросить все и улететь туда, к ним.
В конце концов Катце понял: если будет продолжать в том же духе, то просто сорвется по-крупному. И решил, «пока не началось», разрешить эту проблему самым простым и незатейливым способом, к которому, однако, не прибегал уже много лет: надраться. Следовало пойти в кабак. Вместо этого рыжий принял душ в микроскопической кабинке, тут же, в офисе, надел один из двух имевшихся в запасе «на экстренный случай» костюмов и направился в дорогой ресторан, с холодной горечью думая про себя, что даже тут проклятые блонди, сами того не зная, продолжают тянуть за ниточки и заставляют его задирать свою личную планку – чтобы хоть немного пригасить чувство ущербности. Да с какой стати он возомнил, будто может что-то значить для одного из них? Рауль всего лишь играл с ним, пока имелась у него такая блажь, заставил поверить, что готов чуть ли не у ног сидеть, а когда эта игра приелась, просто нашел себе другую игрушку. Его казавшийся совершенно прозрачным, почти наивным, ход, когда он повернул дело так, будто Катце сам пригласил его разделить кров, как оказалось на поверку, имел второе дно, задевая куда более тонкие струны в его, Катце, душе. Ситуация была схожа с той, когда Ясон вроде бы обманывая сам себя, заставил Рики вернуться и без конца повторял «Он сам возвратился ко мне», что по сути связало Дарку руки, заставив поддерживать эту нелепую версию и вести себя так, словно в самом деле в ответе за свое решение вернуться, и дороги назад нет. Вот так же точно и Рауль заставил рыжего чувствовать ответственность за «бедную куклу», заботиться о блонди и благодаря этой заботе все сильнее и крепче привязываться к нему… С ним сыграло злую шутку то, что Эм вел себя так, будто нуждается в Катце. Рыжий раз за разом напоминал себе, что для элиты не писаны многие законы человеческого поведения, что их мотивы могут в корне отличаться от людских, что если блонди и нуждается в нем, то лишь как в функциональной единице, из которой можно извлечь немало пользы. Но приходил в дымке усталости очередной вечер, одеревеневшей спины касались сильные, почти ласковые руки, и Катце ничего не мог поделать: жадное ревнивое чувство собственности снова напоминало о себе. Катце знал себе цену. Он был не последним человеком на Амои, и не сомневался, что если бы не жесткая социальная система этой планеты, смог бы достичь еще не таких высот. Но по какой-то безумной иронии, для тех, в ком он был заинтересован больше всего, он не значил ровным счетом ничего. И по сравнению с ними – ничего не стоил. Теперь история повторялась: на голову нереально крутого, влиятельного, вызывающего трепет у подчиненных и конкурентов Катце свалился блонди Рауль Эм, которому рыжий в подметки не годился. А Катце не хотел повторения, не хотел снова пережить ту боль, что причинили ему Ясон и Рики. Так сложилось, что единственной настоящей его привязанностью в прежней жизни был темноглазый монгрел, и свои чувства к нему Катце списал на притягательность самого Рики. Оказалось, все гораздо хуже – к занудному и твердолобому снобу-генетику он привязался ничуть не меньше, и, как ни возмутительно, но, кажется, сильнее даже, чем к Джейсону.
Эти горькие мысли не оставляли его и после второй бутылки самой дорогой в ресторане выпивки, и рыжий заказал третью, не обращая внимания на страдания официанта, глаза которого даже не пытались уже вернуться в родные орбиты. В самом начале парень еще попробовал заикнуться, что это не по правилам, у них не заказывают одно лишь спиртное безо всего. Однако Катце, обдав официанта своим фирменным высокомерием, от которого окружающие обычно начинали верить, что весь мир делится на кроликов и удава, и притом сами они явно принадлежат не ко второй категории, сверху вниз поинтересовался, считает ли парень, что с его костюмом или поведением что-то не так. Продемонстрировал, что с содержимым бумажника тоже все абсолютно «так», после чего окончательно деморализованному официанту оставалось лишь выполнять заказ, вернее заказы, да в муках душевных наблюдать, как импозантный клиент методично отправляет в себя бокал за бокалом мерцающую темно-рубиновую жидкость. Интересно, а Рауль со своей пассией бывал в этом ресторане, или может в каком-нибудь другом? Между прочим, не составляло особой проблемы выяснить это, и, неожиданно появившись, нарушить их тет-а-тет, подсев за столик, вежливо посоветовать этому «не мышонку, не лягушке, а неведомой зверушке» исчезнуть из жизни Рауля. Доходчиво объяснить странному явлению природы, что этот блонди – неотторжимая собственность Катце, а оно, если хочет, может отправляться на Амои и раздобыть там себе другого. И почему только ни разу не пришла в голову такая простая и гениальная мысль? Потому что был трезвый, ответил сам себе Катце. И трезво смотрел на тот факт, что Рауль Эм – вполне себе самостоятельная личность, никому не принадлежащая, имеет право идти, куда хочет, водить знакомство с кем хочет, и рыжий не может ему этого запретить. А сейчас он пьяный в сопли и может никого не стесняться… себя, в том числе. Признать, что охотно запер бы блонди в его же лаборатории, на цепь бы посадил… Да-а, кого-то это все напоминает… долгое общение с Минком сказалось, видимо. Но хотя Катце выглядел со стороны абсолютно индифферентным, на самом деле он продолжал, глядя в одну точку, все сильнее и сильнее растравлять себя. А хмель, вместо того, чтобы нейтрализовать недостойные чувства, неожиданно выступил катализатором. К тому же его стала раздражать окружающая обстановка: идеальные линии интерьера, драпировки благородных тонов и дразнящие изумрудной зеленью растения в вазонах упорно ассоциировались у него с господином Эмом, равно как и ненавязчивая «живая» музыка, как раз во вкусе Рауля. Определенно, надо было идти в кабак. Нет, не так. Не надо было вообще никуда идти, ему плохо везде, единственное теплое и уютное место в мире – это личный терминал у себя в спальне, туда он хочет и туда пойдет, и там напьется в гордом одиночестве, благо, блонди в этот час дома все равно теперь не бывает; заодно и не увидит его никто чужой, когда г-н Редмонд Кейтс свалится, вырубившись, под стол. Кто-то попытался подсесть к нему за столик, привлеченный, видимо, экзотической внешностью рыжего: - Вы позволите к вам присоединиться? - Сожалею, но вам придется присоединяться без меня, - и Катце, даже не глянув на обратившегося к нему, поднялся, прихватив початую бутылку. Так же, не глядя, бросил нервно подскочившему официанту почти все содержимое бумажника и направился к выходу. По дороге, в такси, его порядком развезло, и если миновать расстояние до входной двери, соблюдая достойный вид, еще удалось, то, едва захлопнув ее за собой, он принялся натыкаться на стены и косяки, сшибать попавшиеся по дороге предметы, матом призывая андроида, на что тот, естественно, никоим образом не реагировал, не будучи знаком с такого рода терминами. Продолжая орать на весь дом все, что вздумается, и в тех выражениях, какие приходили в его затуманенный алкоголем ум, рыжий вломился в родной стерильно аккуратный кабинет-спальню, где тут же неаккуратно плюхнулся на кровать, при этом выплеснув на покрывало часть содержимого бутылки, с которой так и не расстался от самого ресторана. Хреново было – дальше некуда. А блонди похер, наверняка опять дома нет, и в лаборатории тоже… Правильно, какое дело его блондиевскому величеству до бывшего фурнитура? До того, что рыжий не хочет, чтобы он встречался с этим неразбери-поймешь каким Ли… Ле… К рагону его вообще! Ему в таком случае тоже похеру, пускай Рауль убирается к этому своему полупэту, раз он ему так нужен, или вообще на все четыре стороны, какое ему-то дело? Даже если, закрыв за блонди дверь, останется только сесть посреди опустевшего дома и завыть на четыре стены – ему все равно! - Ты слышишь, блонди?... – заорал он в той же тональности, в какой до этого крыл матом андроида. - Мне похеру! Ясно тебе: по-хе-ру! - Что именно? Рыжый вздрогнул, пролив при этом еще немного вина: на него из дверного проема глядели округлившиеся от изумления зеленые глаза Рауля. - Я спрашиваю: что тебе похеру, Катце? Рыжий обалдело уставился на него: в устах Рауля бранное слово звучало странно, чужеродно. Нет, выражаться Эм умел, Катце помнил это еще со дня взрыва в Дана Бан, когда подвергся со стороны Ясонова друга неслабому допросу с пристрастием. Но все-таки у него был несколько иной лексикон. «Вот, оказывается, элита из элиты тоже умеет задавать идиотские вопросы, и ничуть не хуже простых смертных», - мелькнула у рыжего ехидная пьяная мысль, и лишь мгновением позже до него дошло, что он тоже должен бы быть изумлен, поскольку Рауля здесь и сейчас наличествовать не должно. - Господин Эм? – вырвалось у него на полуавтомате. – Вы дома? Это «господин Эм» было вызвано вовсе не пробудившейся внезапно фурнитурской памятью, а тем, что во хмелю Катце называл так Рауля про себя, издеваясь не столько над блонди, сколько над собой. - Как видишь, - уже оправившись от удивления и легкого замешательства, вызванного сперва пьяными криками, а потом пьяным видом рыжего, ответствовал генетик. После чего, решительно отобрав у Катце бутылку, исчез вместе с ней из поля зрения. Однако очень быстро вернулся назад, уже с инъектором наизготовку. Содержимое инъектора он тут же вколол даже не пытавшемуся сопротивляться рыжему в запястье, где вены хотя и были тонкими, зато отчетливо просвечивали через нежную молочную кожу, а уж попасть в сосуд, при элитном глазомере и нечеловечески твердой руке для Рауля сложности не составляло. Не дав рыжему опомниться, блонди схватил его за руку и потащил за собой, чуть ли не по пути раздев и, не слушая возражений, запихав под душ. Выкупал, вытер, и, можно сказать, на руках унес закутанного в полотенце обратно в спальню. Дальше было заботливо подоткнутое одеяло и чашка чего-то приятно теплого, с травяным запахом, с легкой кислинкой. В голове у Катце от всех этих процедур несколько прояснилось, на душе же стало еще муторнее.
как сходу высосать из пальца диагноз поведенческой модели (с)
Название: Конец романа, цикл «Пересечение параллелей» Автор: Alison McL Бета: mart Фандом: АнК Персонажи: Рауль, Катце, ОП Пейринг: какой разглядите Жанр: недороманс, немного агнста и хорошо замаскировавшийся стеб, имхо Рейтинг: низкий Дисклаймер: не мое Предупреждение: АU, ООС, постканон. Продолжение «Протезов и котов» и иже с ними. Еще одна интерлюдия, не имеющая прямого отношения к основной сюжетной линии. И хотелось бы посмотреть на тех, кого финал фика не разочарует )
читать дальше- Сволочь. Катце прикрыл глаза и в бессильной тоске толкнулся затылком о высокую спинку кресла: – Сволочь. Это все, что он мог себе позволить. На большее у него права не было. Нет, рыжий с самого начала прекрасно понимал, что совместная жизнь с блонди – не сахар и не фунт изюму. И не стоило останавливать Рауля тогда в гостинице, когда он хотел уйти. Но – остановил. Потому, наверное, что та капризная детская выходка господина Эма не была даже попыткой манипуляции: Катце понимал, что он не блефует и не давит на чувства, просто поставил себе цель получить все или ничего, четко и ясно. Сожалеть о принятом решении не имело смысла, как и вообще о том, чего нельзя было изменить; однако внутри все протестовало от одной мысли, что теперь уже придется постоянно делить с Эмом личное пространство и, как следствие, не только его. Что такое Рауль, он неплохо представлял себе еще в то время, когда был фурнитуром у Минка: о въедливости и занудстве главного нейрокорректора по Эосу ходили легенды, или, если быть точным, анекдоты. Правда, фурнитуры господина Эма не выглядели ни затерроризированными, ни замученными жизнью, как кое у кого из верхушки Синдиката, не говоря уж о том, что смешки за спиной кроме него мало кто спустил бы: далеко не все элитники были столь же равнодушны к тому, что говорят о них фурнитуры. Но дело было даже не в том, насколько лучше или хуже этот блонди в сравнении со своими собратьями, проблема заключалась в самом факте, что он блонди. Один из тех равнодушных полубогов, чаще всего совершенно непредсказуемых, не способных ни на сочувствие, ни на благодарность, на которых Катце достаточно насмотрелся, прежде чем покинул Эос. Да, они не могли не вызывать восхищения, граничащего с трепетом, у простых смертных. Но у товарищей Катце по фурнитурскому счастью верность своему долгу и гордость за свое положение при высшей элите всегда имели примесь горечи и какой-то фатальной усталости. А может – затаенной безнадежности. Само присутствие рядом с блистательными блонди очень давило на психику, и Катце не зря считал себя счастливчиком в том смысле, что его собственная искренняя преданность Ясону, граничащая со слепым преклонением, была скорее сродни воодушевлению, вдохновению… Вот так и за тайнами Танагуры вдохновился полезть, судя по всему. Хотя и Ясон давил, конечно, – еще как! По сравнению с ним присутствие Рауля переносить было в какой-то мере даже легче. Однако Катце не обольщался и не сомневался, что в случае, если господин генетик сочтет необходимым, то легко переступит через него, использует в собственных целях, не считаясь ни с чувствами, ни с желаниями рыжего, вплоть до того, чтобы глазом не моргнув, уничтожить его. Кроме того, зная в общем и целом характер элиты, Катце предвидел, что Рауль постоянно будет давить своей прирожденной властностью, требовать внимания к своей персоне и к своим насущным и неотложным, по его мнению, нуждам, которые в разы превышают нужды нормального человека как количественно, так и качественно: дети Юпитер деятельны, как средних размеров сталелитейный завод, они привыкли, чтобы всем необходимым для работы их обеспечивали регулярно, заблаговременно и по высшему классу. Впрочем, рыжему-то как раз было не привыкать. Тот, кто прежде снабжал труднодоступными на Амои материалами весь Эос и часть Танагуры, вполне мог удовлетворить любые потребности единственного персонального биотехнолога. На фоне всего вышеперечисленного финансовая сторона беспокоила Катце в последнюю очередь, он в любом случае намеревался обеспечить Рауля настолько, насколько тот только пожелает, пусть хоть ест и пьет на золоте и требует для своих исследований алмазные пробирки – ради Джейсона, который считал блонди своим отцом. Но жить вместе!... Катце так и не смог толком понять, на кой он сдался Эму и для чего тот так хотел всегда иметь его рядом. Нет, то, что касалось потребности поставить в своей жизни кого-то на место утратившей значение Юпитер, он все уразумел. Непонятно было, почему именно он – бывший фурнитур, теневой делец, разукрашенный благоприобретенными физическими недостатками и дурными привычками так, что пробы ставить негде. Катце забыл или не усвоил, что в ценностной системе Рауля существовало только одно понятие – «личность», других не предусматривалось. Очень хотелось спросить, но не рискнул. Рыжий подумал, что будь на месте Эма Ясон, он бы еще стерпел: Минк безраздельно владел им и охотно демонстрировал эту власть – просто так, ради собственного удовольствия, однако никогда не покушался на вмешательство в личную жизнь Катце – не указывал, где и как жить, чем питаться, что делать в часы досуга. Впрочем, Ясон никогда и не интересовался, имеются ли часы досуга вообще. Рауль же без обиняков претендовал именно на личную жизнь Катце, поскольку личное пространство в основном и составляет эту жизнь, в которую рыжий абсолютно не жаждал кого-либо впускать. «Мой дом – моя крепость» – и на кой ему, чтобы эта крепость оказалась захваченной каким-то блонди, который начнет наводить там свои порядки? Одни только взгляды, которые Рауль бросает на каждую новую раскуренную Катце сигарету, чего стоят!... Пришлось лишь вздохнуть и смириться с тем, что выбора ему не оставили – в конце концов, за столько лет собственной жизни можно было привыкнуть, что выбирать, видимо, вообще не суждено. Однако на деле все обернулось так, как Катце не мог предположить даже в самом абсурдном бреду. Промаявшись в гостинице бездельем еще несколько дней после того памятного разговора, Рауль получил в полное свое распоряжение дом с готовой к подключению системой безопасности, личный счет с увесистой суммой и полную свободу действий. Весь вид Катце при этом говорил: делай все, что тебе заблагорассудится, только не трогай меня. Однако он ничуть не сомневался, что теперь начнется – «Катце, надо сделать то-то, Катце, мне требуется вот это, Катце, ты должен…». Ага, он всегда был должен, исключение составляли только последние четыре года, но приспособившись-таки жить без долгов, он больше не хотел возвращаться к прошлому; прошлое умерло вместе с Ясоном. Рауль в самом деле потребовал – полдюжины андроидов с программным обеспечением, необходимым для работ по ремонту дома – небольшого коттеджа с четырьмя относительно просторными комнатами внизу и двумя поменьше в мансарде. И все. И не потребовал даже, попросил. Дальше все делал сам, позволив Катце с головой уйти в собственные заботы и относительно спокойно обживать ту нишу, которая необходима рыжему для привычной незаконной деятельности. Не дергал, не грузил, вообще практически не трогал, существовал почти что в параллельном пространстве. Нет, он конечно обращался время от времени с вопросами: устроит ли Катце меню, которое он составил для кухонного агрегарата из расчета на два месяца, или температура +19 в доме. Да, еще принес на утверждение эскиз оформления спальни, куда рыжий затащил для себя первые попавшиеся кровать с тумбочкой, платяной шкаф и терминал, при виде которого у людей, понимающих в таких вещах, перехватило бы дух от восторга – эта комната действительно нуждалась в ремонте. Рыжему понравился цвет стен, неуловимыми волнами переходящий снизу вверх от темно-серого к серо-зеленому и опять к серому, но уже более светлому. Позже он узнал, что это была первая дизайнерская разработка в жизни Эма. Если не считать пэтских фенотипов, конечно… Катце в который раз полез в биржевые сводки, нимало не изменившиеся за последние полчаса. Почему работы нет именно тогда, когда она нужна? Он потянулся за лежащей рядом пачкой, рассеяно глянул на свои пальцы, выуживающие из нее сигарету, равномерным движением рассеянного зомби затолкнул назад, и смяв дорогую упаковку вместе с содержимым, отшвырнул в угол. Какой смысл? В столе есть уже начавший покрываться пылью запас нормальных, крепких, таких, как он любил, ему совершенно ни к чему этот навороченный эрзац «с пониженным содержанием». Страшно не хотелось возвращаться рано – в пустой дом. Предположительно пустой…
В первые же недели совместного существования, поймав себя на том, что срабатывают давно, казалось бы, позабытые фурнитурские рефлексы – он непроизвольно старается быть незаметным в собственном доме, постоянно следит за тем, как выглядит, избегает поднимать глаза на блонди – Катце пришел в состояние, близкое к тихой ярости. В конце концов, он у себя дома! Это он взял Рауля к себе жить, а не наоборот. Да еще отдал в полное распоряжение блонди большую часть дома. С чего ради он должен жаться по углам в угоду этой заносчивой кукле? Незамедлительно был принят новый распорядок жизни: хожу как хочу, где хочу и в чем хочу; встаю, ложусь, питаюсь, ухожу и возвращаюсь тогда, когда это надо мне. Однако в первое же утро, как рыжий выполз на прямую «спальня – санузел» в полном неглиже, состоящем из плавок, сигареты и «вороньего гнезда» на голове, на блонди это не произвело ровно никакого впечатления. Видимого невооруженным глазом, в смысле. Катце потом долго гадал, ожидал ли Рауль заранее чего-то подобного, или сработало хваленое элитное самообладание. Мысли, что господин Эм не заметил вопиющего факта, рыжий не допускал; он не сомневался в наблюдательности высшей элиты в целом и данного конкретного Рауля в особенности. В итоге Катце решил, что, видимо четыре года жизни в нормальном человеческом социуме, отнюдь не среди сливок общества, пообломали снобизм и заносчивость Идеального Блонди и кое-чему его научили. Он ведь был вынужден беспокоиться не только о своей безопасности, но и о том, чтобы Джейсон чувствовал себя комфортно в этом мире. Рыжий уже не удивлялся ни тому, что слышит от Рауля несколько раз на дню «спасибо, Катце», звучащее, впрочем, вполне формально; ни предложению обращаться к нему на «ты», которое рыжий, разумеется, гордо проигнорировал; ни тому, что блонди не только взял на себя все домашние заботы, но и вел хозяйство очень экономно, фактически снимая со счета только проценты, набегавшие за месяц. И все же блонди удалось снова поразить рыжего, да так, что после этого Катце пришел к твердому убеждению: элита способна выкинуть любой фортель, нет границ их гениальной фантазии.
Рыжий поерзал в кресле, приспосабливая трансформирующуюся спинку так, чтобы меньше чувствовалась боль в верней части позвоночника и над лопатками. В тот день у него вот так же болела спина; все раздражало, никого не хотелось видеть. И он вздохнул с облегчением, когда удалось, вернувшись домой, не встретиться в холле с Раулем, добраться до своей комнаты, упасть в такое же почти кресло за терминалом и стребовать с андроида сразу тройную порцию кофе. Но, наверное, блонди обнаружил его экстренный заказ, потому что заглянул в комнату, когда еще не была допита и первая чашка. Говорить, правда, ничего не стал, и это уже давало надежду, что если сделать вид, будто Катце его не заметил, с головой закопавшись в изучение потенциального контракта, то Рауль благополучно уйдет, откуда пришел. Однако, постояв немного в дверях – Катце все это время затылком чувствовал его взгляд – блонди двинулся совсем в другую сторону. Подошел сзади и сделал то, от чего рыжий едва не подпрыгнул на месте: стал осторожно ощупывать его шею, основание черепа и спину – прямо через свитер, который у него не хватило сил снять, пропылившийся и прокуренный, в котором Катце мотался с утра, как соленый заяц, а потом сидел в душном офисе со сломанным кондиционером. - Тихо, - почувствовав, как он дернулся, велел Рауль, и впервые за время их совместной жизни в этом доме его слова прозвучали как приказ. Ловкие, внимательные и сильные пальцы изучали, гладили, осторожно «разогревали» и разминали сведенные усталостью мышцы, и рыжий едва не застонал от облегчения, которое дарили ему эти прикосновения.
Как он быстро привык к хорошему! Вообще слишком быстро привык к блонди, несмотря даже на то, что старался думать об отношениях с ним как можно меньше: достаточно, что эти отношения надо было как-то выстраивать. Незаметно для себя стал считать неотъемлемой частью своей жизни. Привык к умиротворяющей обстановке в доме, к этим сеансам массажа, о которых даже просить не приходилось – блонди по каким-то одному ему понятным признакам всегда точно знал, когда рыжий в нем нуждается, – к спокойным разговорам за шахматами и без. Тот набор, дорогую имитацию под терранский антиквариат, сделанную из натурального дерева, и такой же шахматный столик к нему, Катце, поддавшись импульсу, притащил домой сам, после того как однажды застал Рауля в гостиной, лежащим животом на широкой низкой софе и увлеченно переставляющим виртуальные фигуры на экране разложенного прямо на полу ноута… А привыкать было нельзя. Нельзя, даже здесь, вдали от Амои, забывать, что блонди есть блонди, они не бывают ручными и домашними, они всегда сами по себе, опасны или, как минимум, непредсказуемы, у них собственные цели, собственные интересы, и отношение к какому-нибудь бывшему фурнутуру всегда будет ровно таким, какое соответствует их планам на данный момент.
Катце так и не решился спросить, где блонди познакомился с этим… существом. Вроде постоянно торчал дома, заглатывая с экрана терминала какой-то зубодробительный учебный курс. Однако, видимо, и сам куда-то выбирался. Потому что в один прекрасный день, вернее, вечер, и наверное, все-таки не совсем прекрасный, одновременно с каром Катце, возвратившегося домой после трудов праведных, у моста через мелкую речку, где начинались его частные владения, отгороженные мощным силовым полем, остановилась чужая спортивная тачка.И из нее как ни в чем не бывало, вышел Рауль Эм собственной персоной. Рыжий даже не сразу понял, что не так. На блонди было что-то модно-элегантное с едва заметным оттенком вызова; длинная челка, с которой он так и не расстался, изрядно укоротив прическу в целом, но которую обычно убирал за ухо, сейчас снова закрывала большую часть лица. Но все это Катце разглядел чуть позже, а в первый момент увидел лишь улыбку – неуловимо и невыносимо напомнившую Ясона: тонкую, манящую, опасную, от которой невесть почему голова шла кругом. И эта улыбка была адресована сидящему в спортивном каре человеку, с которым Эм попрощался легким фривольным кивком, прежде чем почти так же кивнуть Катце и направиться через мостик к дому плавной походкой уверенного в себе хищника. Потом уже, пару раз столкнувшись с владельцем черной с серебром спортивной тачки и узнав его имя – Ленни, Катце смог разглядеть его как следует. Относительно юное еще существо, невысокое, но довольно изящное и со вкусом одетое; определенно сексапильное, даже очень – притягательность и привлекательность налицо. Но самой яркой особенностью, при вполне приятных, хотя ничего особенного не представляющих собой чертах лица, была полная невозможность определить по внешним признакам пол этого человека. Он с одинаковой долей вероятности мог быть и юношей, и девушкой. И даже гермафродитом, думалось Катце. Эта неопределенность раздражала рыжего. А может и не она, а что-то другое, но тогда он думал, что раздражение вызвано этим. Разумеется, допускать, чтобы его неприязнь была замечена, Катце не собирался. Проще было сделать вид, будто все это вообще ему неинтересно. Впрочем, вскоре на нервы стало действовать и то, что он раз за разом возвращался вечером в пустой дом и лишь через час-другой имел удовольствие лицезреть Рауля – нарядного, цветущего, явно довольного жизнью. Правда, в остальном все вроде бы осталось по-прежнему: Рауль следил за домом и исправностью андроида, делал свои учебные работы – по психологии, как потом выяснилось. Кроме того, Катце на какой-то волне просветления между не слишком радующей обстановкой дома и очередной неудачей на профессиональном поприще (бизнес, как назло, налаживался с трудом) предложил ему все же заняться по старой памяти биотехнологиями. Сектор, в котором находилась их планета, оказался довольно густонаселенным, можно было нелегально продавать разработки, источник в оживленной сфере теневой экономики обнаружить было бы весьма сложно. По-быстрому соорудили лабораторию на заднем дворе, и Рауль копался там, а рыжему приходилось изыскивать различные недоступные на этой планете материалы и химические соединения, из-за чего понадобилось снова вспомнить контрабандный бизнес. Он говорил себе, что в благодарность за то, что на свете есть малыш Джейсон, это не так уж много. Но теперь и необходимость заниматься всем этим, вникать, где можно раздобыть такой вот штучный товар, приносящий вместо прибыли лишь расходы и хлопоты, то, как его заполучить и доставить, казалось навязчивой обременительной необходимостью. Катце стал избегать шахматных партий с блонди, прежде очень привлекавших тем, что иногда, будучи в ударе и приложив максимум усилий, удавалось выиграть – испытать бесшабашный азарт, какого не приносила ни одна самая рискованная операция на рынке, и торжество победы, глядя в прекрасные глаза по другую сторону доски, выражение которых становилось в этот момент удивительно мягким и кротким. Теперь ничего этого не хотелось, Катце чувствовал лишь бесконечную усталость и желание ни о чем не думать – особенно о блонди. Однако встречаться с ним так или иначе приходилось, поскольку рыжий время от времени все же вынужден был нормально обедать и ужинать, а изредка даже завтракать, ляпать же едой на свой великолепный терминал казалось педантично аккуратному Катце чуть ли не кощунством. И их неизбежные встречи, необходимость перекидываться хотя бы вежливыми фразами – не мог же он молчать с надутым видом – а того паче, все такое же неустанное внимание к его спинным мышцам, причиняли рыжему почти физическую боль. Потому что очень отчетливо и остро ощущал разницу, которой прежде и предположить не мог: раньше Рауль был рядом, здесь, с ним. Теперь же, присутствуя физически, господин Эм находился где-то далеко-далеко, в собственных мыслях и ощущениях, полностью закрытых для Катце. А ведь еще так недавно ему казалось…
как сходу высосать из пальца диагноз поведенческой модели (с)
Истинная графомания — это когда все еще хочется писать, несмотря на то, что уже не хочется никому показывать написанное
А еще — подарите мне какой-нибудь необычный фон для днева, а? Может, сделаю себе новый диз. Мне с этим вполне себе хорошо и комфортно, но уже чувство, что застоялся мой поезд в депо )
как сходу высосать из пальца диагноз поведенческой модели (с)
АнКо-Раульно-задумчивое Хочется долго и нудно говорить о Раулях... Обо всех модификациях: о любимой — «несгораемый шкаф с хорошо защищенным содержимым», об иррационанально-любимой и всегда вызывающей улыбку — «Рауль-барышня», о нелюбимой — «паталогически-властный-и-до-тупости-бесчувственный»: при всех моих решпектах «Независимой переменной» тупых героев я не люблю, а душевная тупость в моем восприятии равнятеся тупости обычной, ничего не могу сделать. Это я до кусабного тура Рек-феста добралась наконец с опозданием в каких-то 7-8 месяцев всего лишь, ага, и читаю там все подряд, на данный момент впечатлившись рецензией на любимый в последнее время «Музей» Но говорить-то я могу долго, а вот выпить написать столько в одиночку как-то не получается )
как сходу высосать из пальца диагноз поведенческой модели (с)
Название: Время собирать камни, цикл «Пересечение параллелей» Автор: Alison McL Бета: mart Фандом: АнК Персонажи: Рауль, Катце Жанр: драма Рейтинг: не пробегал Размер: средний Статус: закончен Дисклаймер: не мое Предупреждение: АU, ООС, постканон. Продолжение «Протезов» и «Теней». Небольшой эпизод, ситуация с точки зрения Рауля.
читать дальше- Мне не нужны деньги, Катце. Рауль Эм постарался удобнее устроиться на диване гостиничного номера, в котором происходил разговор. Неужели вот это здесь называется классом «люкс»? Освещение в отеле имело холодный розоватый оттенок, едва уловимый, но довольно неприятный. Больше всего Раулю хотелось выключить свет, пусть будут просто сумерки, пропущенные через имитирующее скопление кристаллов оконное стекло. Впрочем, господин Эм вполне отдавал себе отчет, что не в духе и банально придирается к мелочам. Все вокруг казалось «не так» -- от состава и плотности атмосферы до стиля интерьера. Привычными и правильными оставались только рыжий прокуренный Катце, да еще сигарета с зажигалкой, которые господин Эм позаимствовал у него с намерением закурить; однако так и не закурил, и теперь вертел в пальцах, заставляя их выделывать немыслимые акробатические номера. Со стороны могло показаться, что красивый щеголь с модной стрижкой забавляется от скуки, или же фокусник-престидижитатор отрабатывает свое экзотическое мастерство. Сходство с последним усиливалось еще тем фактом, что длинные ровные пальцы, легко играющие сразу с двумя предметами, были обтянуты дорогой перчаткой цвета слоновой кости. Вторая рука в такой же перчатке безмятежно лежала на подлокотнике дивана. Они с Катце сидели так, чтобы удобно было держать друг друга в поле зрения: блонди на основной части, его собеседник – на «аппендиксе» дивана, загибавшегося под углом чуть больше девяноста градусов. Решение добраться до этой планеты и сделать здесь остановку принял, ничтоже сумняшеся, рыжий. Рауль не возражал, им действительно требовалось поговорить спокойно, без спешки и не боясь помех. Для этой цели номер в отеле на заштатной планетке, где ни тому, ни другому на первый взгляд, ловить было нечего, подходил как нельзя лучше. Разговор длился уже не первый час. Рыжий наконец-то рассказал, где оставил черноглазого светловолосого мальчика – все, что было в жизни у блонди последние четыре года. Или, если быть совсем точным, составляло его жизнь – не потому что Рауль стремился именно к этому; просто ничего другого ему не оставили, да и оставшееся пришлось вырывать зубами… как говорят монгрелы. До сих пор тему Джейсона не поднимали, занятые вначале каждый своими делами и проблемами, потом – не имея возможности оказаться наедине во время путешествия. Блонди слушал, стараясь по возможности составить себе максимально полную картину. Планета, принадлежавшая крупной промышленной компании, приспособленная для производства натуральных продуктов и сырья – и то, и другое должно приносить немалый доход. Небольшая ферма-пастбище, где оптимально используется сложный пересеченный ландшафт, и пытаться переделать который под другие цели было бы себе дороже. Примитивное, с минимальным комфортом жилище – пожалуй, это даже плюс, ребенок научится постоянной собранности и наблюдательности, что очень трудно привить детям, обычно растущим в почти стерильных тепличных условиях. Экология, удаленность от основных транспортных путей, малолюдность – тоже несомненные преимущества. Но вот сами хозяева, те, на чье попечение Катце оставил Джейсона… Рыжий явно не стремился представить Раулю слишком подробный отчет, больше делая упор на то, что выбрал проверенное место и проверенных людей. В рассказе пару раз мелькнуло слово «друзья». Блонди мысленно отметил это про себя, и попытался вычислить, что могли бы представлять собой друзья такого человека, как Катце. Странного человека, как с точки зрения блонди – обитателя Эоса, так и для большинства тех людей, с кем Раулю приходилось иметь дело после побега с Амои. Он не научился понимать их в полной мере, но основные закономерности поведения усвоил – как и привычку просчитывать наиболее вероятные реакции на то или иное явление. Однако на сей раз расчеты не имели смысла; не из чего было делать выводы, Катце не относился к числу тех, кто позволяет окружающим знать о себе слишком много. Впрочем, построение бесполезных гипотез заняло от силы несколько секунд, а затем блонди недвусмысленно потребовал: - Я не понимаю, почему вы ведете себя со мной так, словно я ваш партнер-конкурент по сомнительным сделкам, которого не следует посвящать в свои секреты. Что вам мешает дать мне более полную информацию? Рыжий даже в лице не изменился, лишь в глубине золотисто-карих глаз мелькнула и исчезла тень раздражения. Он включил имевшийся в номере портативный терминал, настроил почтовую программу и отправил какое-то сообщение – Рауль, который с дивана мог различить адрес, автоматически запомнил его. - Не советую когда-нибудь пользоваться этим ящиком, не говоря уже о попытках связаться с адресатом, - не оборачиваясь, бросил Катце. Встав из-за терминала, он сделал заказ в номер – себе кофе, а Раулю чай, –после чего, немного порывшись в поисковиках, откопал виртуальные шахматы и вопросительно взглянул на блонди. Следующие два с половиной часа они без особого энтузиазма обменивались ходами; Рауль почти без усилий выиграл все партии, отметив про себя, что имеет дело с неумелым или неопытным, но достаточно интересным противником. Во всяком случае, игра скрасила им ожидание и позволила не сидеть в напряженном молчании, словно два истукана. Ответ на запрос Катце содержал короткую записку, которую тот попросил не читать, а также несколько видеофайлов. Рауль постарался расслабить моментально напрягшиеся мышцы, когда перед глазами мелькнуло знакомое смуглое личико со светлыми бровями и непроницаемо темными глазами. Джей носился по незнакомой комнате с низким потолком, бегал за лохматым упитанным щенком вокруг массы цветастой ткани. Ткань при ближайшем рассмотрении оказалась пестрой длинной юбкой, когда ее обладательница, молодая, похожая на подростка женщина, передала камеру кому-то другому. Впрочем, блонди почти сразу смог разглядеть и второго человека. И буквально впился в него взглядом – слишком знакомый фенотип: - Он с Амои. - Разумеется, - кивнул Катце. – Тот, вместе с кем я покинул планету. - Монгел. - Я тоже монгрел. – Спокойный, ничего не выражающий голос. – Поэтому ценность и надежность любого другого монгрела могу определить гораздо точнее, чем вы. - Что у него с конечностями? - Профессиональные травмы – он лейтенант службы спасения. Кстати, очень неплохое продвижение по службе для Мирейта. Кроме того, сами знаете, от несчастных случаев не гарантирует даже самая совершенная система безопасности. В Эосе только на моей памяти два раза были проблемы с канализацией, и в лифте первые лица государства тоже застревали. Случись что на ферме, Джейсон будет первым, о ком позаботится этот человек. - Вы не можете быть так уверены. - Могу. Джейсон для него свой, а в Кересе считается позором бросать своих. Для жителей трущоб весь мир делится на своих и чужих, и первые тем ценнее, чем больше число вторых. Гай не агрессивен и хорошо социализирован, но некоторые вещи, усвоенные в подростковом возрасте, никуда не деваются. Рауль запустил запись с начала, снова внимательно рассматривая хрупкую улыбчивую женщину, судя по всему, достаточно уравновешенную, и увечного монгрела по имени Гай. И снова чувствовал напряжение в мышцах плеч и шеи. Это не было ни ревностью, ни раздражением, только беспокойство: как несколько месяцев с этими людьми, в их доме, повлияют на Джейсона? Как это скажется на формировании его личности? В Танагуре, если бы Юпитер дала добро, можно было бы создать блонди с личностными характеристиками, максимально приближенным к Ясоновым. Повторить внешность, наложить на базовый багаж информации и навыков, с которыми создается высшая элита, скан памяти Минка, пусть неполный, дополненный сведениями, полученными от ближайшего окружения. Ребенок, с постэмбрионального периода развивающийся естественным путем, повторить Ясона не мог – личность сформируется иначе, под воздействием иных факторов, иных впечатлений, и с этим ничего невозможно сделать. Разумеется, Рауль знал и понимал это с самого начала. Так же, как понимал, что к созданию генетического двойника потерянного друга его подтолкнуло чистое безумие – иррациональное желание оставить в этом мире хоть что-то от Ясона, чтобы его жизнь не пропала совсем, не ушла полностью в небытие. Он допускал, что пожалеет впоследствии, но вызванная сбоем одержимость сделала свое дело. Сожалений не было. Наоборот, оказалось достаточно интересным находить у совершенно по-другому воспринимаемого существа отголоски характера и привычек Ясона; все эти маленькие, неожиданно возникавшие напоминания вызывали странное удовлетворение, которому Рауль пока затруднялся дать имя. Однако теплое чувство привязанности не могло заглушить в нем исследователя: Эм никогда не понял бы тех, кто считает, что использовать своих близких как объекты для изучения неэтично. С какой стати, если это не приносит «объекту» ни малейшего вреда? В результате наблюдений за Джейсоном Рауль пришел к выводу, что некоторые проблемы Ясона были заложены в нем генетически, изначально – причем те, о которых Эм прежде ничего подобного и предположить не мог. Няни, принимаемые им на работу по лучшим рекомендациям, почти все оказывались энергичными, с живым характером хохотушками – видимо, на Оксте это ценилось. Джейсон очень тянулся к таким – даже излишне, на взгляд Рауля. Мальчик словно заражался их поведением, отражал, как маленькое зеркало, выражение лица возившихся с ним женщин, смеялся в ответ на их смех. Все это беспокоило блонди, он привык видеть юную элиту намного более сдержанной, и такое поведение казалось ему ненормальным. Не говоря уже о том, что Джей едва замечал его, постоянно требуя общества очередной няни. В итоге Рауль нашел Анну Вайсман, уравновешенную, с хорошим вкусом и манерами, но достаточно внимательно реагировавшую на настроение мальчика, и немного успокоился, видя, что эмоции Джейсона стали более мягкими, с оттенком какого-то ленивого обаяния. Тогда же он поставил диагноз покойному другу: эмоциональная зависимость как результат продолжительного эмоционального голодания. Получалось, что Ясон, неспособный генерировать собственные эмоции, питался чужими – недаром же он проводил с Рики все время, сколько мог себе позволить. А до этого, возможно, подпитывался за счет самого Рауля, нарочно выводя его из равновесия язвительными «шпильками» и с явным удовольствием выслушивая ответные, не менее ядовитые выпады. В свое время Эм предполагал у друга неожиданно развившуюся гиперсексуальность, потом феромонную зависимость, но оба эти объяснения показались ему, мягко говоря, недостаточными в тот год, когда Ясон собственной тенью бродил по Эосу, отпустив монгрела на свободу и едва замечая окружающих. Рауль предлагал ему создать пэта, повторяющего внешность Рики, его поведенческую модель и все остальное, фактически клона. Затратно, конечно, но ради того, чтобы вернуть Минка в нормальное состояние, можно было и потратиться. Однако ответом ему было лишь рассеянно-равнодушное, словно Ясон лишь случайно услышал его: - Рики – это Рики, Рауль. Его нельзя сымитировать... Вот и тебя нельзя сымитировать, Ясон. В конце концов, так, имея рядом маленькую частицу Минка, самостоятельную и неповторимую, гораздо лучше, чем видеть перед собой его почти полного двойника, но при этом каждый день запинаться за какие-то мелочи в поведении, в реакциях, пытаясь избавиться от досадного внутреннего голоса: «Ты не тот Ясон»… Рауль задумчиво смотрел на рыжего, пока тот подчищал все возможные следы открытых страниц и файлов и выключал терминал. Больше всего информации о человеке дает выражение лица. Но тот, кто смотрит в глаза собеседнику, сам доставляет ему немало сведений – в первую очередь, выдавая свой интерес. Чтобы взгляд в лицо казался случайным и незаинтересованным, он не должен быть слишком долгим. Блонди опустил глаза и теперь рассматривал руки Катце – белые, с длинными нервными пальцами, розовые кончики которых никотин окрасил в экзотический оттенок. Равнодушные случайные прикосновения этих рук, когда Катце пришлось ухаживать за ним после взрыва, странным образом удержали блонди от сбоя, который люди называют отчаянием, их прикосновения стали своеобразным сигналом о связи с миром, о том, что не все еще потеряно, пока этот человек, холодный, расчетливый и замкнутый, выхаживает его без какой-либо выгоды для себя, без всякой рациональной причины. Впрочем, Катце ведь вполне определенно дал понять, что считает Рауля необходимым для Джейсона, а о мальчике он заботится вполне искренне. То, что причина оказалась вполне объяснимой и логичной, одновременно и успокоило Рауля, и разочаровало его. Успокоило – потому что сообщало характеру Катце определенную предсказуемость. При сложившемся положении такая предсказуемость была кстати. Но - разочаровывала... Приходилось признать, что ему элементарно хочется внимания; не хватает тех едва уловимых насмешливых ноток, что звучали в словах Ясона, когда он произносил: «Неважно выглядишь, Рауль. Чего на этот раз недостает в твоих лабораториях?» Или хотя бы безжизненного голоса Юпитер: «Сын мой…» Разумеется, его замечали: трудно не заметить ожившее двухметровое изваяние с классическими пропорциями и сквозящей в каждом жесте самоуверенностью. Но какие бы чувства он не вызывал у окружающих – восхищение, зависть, вожделение или острое любопытство – за этим вниманием всегда стояло одно и то же – отторжение, своего рода клеймо: ты не такой. Кто-то пытался это скрывать, ближайшие коллеги по работе старались проявлять корректность и дружелюбие, но их истинное отношение все равно то и дело давало о себе знать. До сих пор лишь один человек реагировал на него несколько иначе: последняя няня Джейсона, госпожа Вайсман. Сперва она поглядывала на Рауля с плохо скрываемой настороженностью, но постепенно изменила напряжение на какое-то грустное понимание в больших печальных глазах, почти таких же темных, как у Джейсона. Под этим взглядом Рауль чувствовал себя странно, словно она могла знать, кто он и откуда. Однажды блонди даже спросил у женщины прямо, что означает выражение, с которым она смотрит на него. Но вместо такого же прямого ответа услышал что-то непонятное и маловразумительное, удивившее его тем более, что Рауль привык считать ее разумным адекватным человеком, умеющим четко выражать свои мысли: - Простите, господин Оливье, такого больше не повторится, обещаю. Я понимаю, такому сильному, привыкшему самостоятельно решать проблемы мужчине, как вы, это неприятно, но у меня и в мыслях не было задеть вас. Хотя я действительно не должна была относиться к вам подобным образом, вы правы. Простите. Поставленный в тупик, Эм больше не пытался спрашивать, сделав для себя вывод, что любой другой на его месте легко идентифицировал бы загадочное выражение и, скорее всего, был бы уязвлен. Но Рауль даже не представлял, что это может быть. Никогда прежде на него не смотрели с жалостью. На фоне всего этого выражение янтарных глаз Катце было как глоток свежего воздуха. Рыжий воспринимал Эма вполне органично, не как что-то, из ряда вон выходящее. Для него Рауль был просто существом другого вида, совершенно нормальным, соответствующим своему происхождению и месту под солнцем. И хотя взгляд Катце был словно через пропасть, эта пропасть была знакомая и привычная – то, что разделяло монгрела и высшую элиту на Амои. Кроме того, у Рауля вызывало чувство, близкое к благодарности, полное отсутствие фурнитурского почтения в этих глазах. Тех, для кого он был бы объектом служения и поклонения, блонди и теперь мог найти сколько угодно. В свой дом на Оксте принимать таких он отказывался сразу, успев узнать по опыту, во что это может перерасти у физически полноценной женщины. А вот лаборантку на работе, высокую молчаливую девушку, на чьем лице неизменно читал преклонение, смешанное с застывшей безнадежностью, уволить возможности не представлялось. Впрочем, она как раз не доставляла Раулю никакого беспокойства, ее поведение было поведением идеального фурнитура, напоминало его настолько, что однажды Рауль даже сыронизировал, просто для себя, сказав, что ей должен пойти сиреневый цвет. Через две недели девушка появилась на работе в аккуратном серо-лиловом костюме, видимо, набравшись решимости отказаться от обычных для себя невразумительных «природных» оттенков. Надо сказать, лаборантке действительно шло, коллеги по работе стали обращать на нее внимание. Но она не смотрела ни на кого. Зато в манерах Катце не осталось абсолютно ничего фурнитурского, и Рауль понимал, что скорее всего, они были изжиты целенаправленно: на черном рынке нет места бессловесной покорности. Теперь уже манера, в которой рыжий после появления своего эксцентричного шрама общался с ним в Эосе и в последний раз в Гардиан, казалась Раулю лишь хорошей игрой на фоне нынешней, настоящей. Бесцеремонность Катце в конечном итоге оказалась только кстати. С первых минут встречи тогда, на трассе, блонди, несмотря на экстраординарные обстоятельства и собственное состояние, отдавал себе отчет, что хозяином положения является рыжий, сам же он мало что может сделать: за время, прошедшее с его побега из Танагуры, Рауль очень хорошо усвоил некоторые вещи, поскольку с самого начала ставил себе целью «слиться с толпой». И то, что Катце ни разу не пытался ни подчеркнуть, ни затушевать существующее положение веще, изначально внесло в их отношения предельную ясность и открытость, избавив от необходимости играть. Рауль никогда не любил подобных игр, и теперь, с неожиданно сильными болями в отсутствующем куске спины и горящими, обожженными взрывом внутренностями, они были бы для него напряжны вдвойне. Болезненное состояние привело к тому, что блонди излишне расслабился, позволив себе откровенность с Катце. Однако по встрече в Гардиан он помнил рыжего как понятливого, умеющего предельно ясно и четко выражать свои мысли собеседника – удовольствие, которое нечасто выпадало Раулю даже на Амои. К тому же присутствие равнодушного и отстраненного Катце каким-то образом успокаивало, хотя, казалось бы, что в нем, не первой свежести бывшем фурнитуре, безжалостном короле черного рынка и уставшем от жизни цинике, может вызывать такую реакцию? Возможно, со временем удастся выяснить природу этого явления. Сейчас не до того.
АПД:ОкончаниеСитуация требовала решения более насущных вопросов, а с собственными внутренними нестыковками можно разобраться позже. - С Джейсоном пока ясно. Надеюсь, Катце, что ваши знакомые заслуживают доверия, которое вы им оказываете. Что вы намерены делать дальше? - Заново налаживать бизнес, - его визави пожал плечами. - Никаких особых планов у меня нет, времени приглядываться по прибытии на каждую подходящую планету тоже нет. Если уж дело не пойдет совсем, придется искать другое место, но это в любом случае не слишком быстрый процесс… Вы уже решили, чем собираетесь заняться? - Подстраиваться под обстоятельства, искать новый источник средств к существованию. И поддерживать связь с вами, раз нам приходится делить ответственность за судьбу Джейсона. Проще всего это организовать, проживая на одной планете, так что последую за вами и уже на месте буду смотреть, к чему приложить силы и способности. Я уже говорил вам: чем меньше мотивов и смысла в выборе места жительства, тем труднее аналитикам из амойской разведки будет напасть на след Джейсона. В глазах Катце мелькнула и погасла некая искра, словно пришла в голову мысль, которая тут же была отброшена за неприемлемостью. Впрочем, может быть, он просто подумал, что это достаточно неожиданно и нелепо – блонди, послушно следующий за бывшим фурнитуром. - Не думаю, что эта планета хуже любой другой, - сказал рыжий. - Если меня ищут, то поиск наверняка будет ориентирован на более удаленные от Оксты сектора галактики. К тому же можно создать видимость, что меня здесь нет, я появлюсь и начну обустраиваться через пару месяцев, а пока соберу нужную информацию. Вы ведь хотели осваивать новую специальность? Вот и выбирайте, а заодно изучайте местные условия. Не высовываясь, желательно, посредством Сети. - Если я начну зарабатывать средства на жизнь, используя Сеть, то окажусь практически на виду, меня легко можно будет обнаружить с помощью поисковых систем – у элиты достаточно приметный «почерк». Глядя на него почти оценивающе, Катце погонял сигарету из одного угла рта в другой. - Господин Эм… на Мирейте, где я оставил Джейсона, у меня существует договор с хорошим детективным агентством о своего рода регулярном сканировании пространства вокруг мальчика – кто проявлял интерес, какие посторонние люди появлялись поблизости, не пытались ли установить скрытое видеонаблюдение или жучки, или вирус-разведчик в хозяйский терминал. Нечто подобное желательно организовать и здесь -- убедиться, что за нами нет «хвоста». Вряд ли вы станете возражать против этого. - Не стану, - согласился Рауль. - Но для того, чтобы удобнее было это сделать, не подвергая вас лишнему риску, лучше, если ваше существование несколько месяцев будет больше номинальным, чем физическим. Посидите дома, проще говоря. Насколько я знаю, клаустрофобии у элиты не бывает. Рауль лишь полувопросительно приподнял бровь: с чего это Катце заговорил про клаустрофобию? Предвидит возражения? Не дождавшись никакого ответа, рыжий продолжал: - Финансовая сторона не проблема. – Он неторопливо выпустил дым – как показалось Раулю, с видом человека, принявшим окончательное решение за них обоих. Мощная ассоциативная память блонди тут же подсказала аналогию: Ясон, ставящий точку в заседании Синдиката. На какие-то секунды возобладал инстинкт исследователя, отодвинув в сторону все остальное, стало любопытно: перенял он эту ненавязчивую властную манеру еще при жизни Минка, или же это смерть хозяина повернула его подсознание на то, что теперь вся ответственность легла на него одного, вынуждая занять место лидера. В свое время Ясон отзывался об этом человеке как об идеальном исполнителе и руководителе среднего звена, но, видимо, недооценил способностей Катце. От теории к практике Эма вернуло окончание фразы: - Выбирайте для себя любой район, подходящий дом, терминал и остальную технику – все будет оплачено. Перспектива не вызвала у Рауля восторга. Сразу вспомнились одинокие вечера, которые он едва мог переносить после гибели Ясона: задерживался до упора в лаборатории, пока там можно было найти хоть какое-то занятие; торчал на суаре, ставших навязчивой данью этикету, кажется, еще в первый год его сознательного существования. И все для того, чтобы не слышать беззвучных шагов одиночества в своих просторных эосских апартаментах. Однако сказать об этом сидящему напротив человеку с холодным, почти презрительным взглядом экзотических янтарных глаз, он не мог. Катце считает, что есть причины презирать его? Во всяком случае, не за неспособность к профессиональной конспирации – это все равно, как если бы блонди стал презирать его за неосведомленность в тонкостях биотехнологий. Каждому свое. К тому же Катце небезразличен факт существования Джейсона, а с отслеживанием причинно-следственных связей у рыжего все в порядке, так что он понимает, кому и чем обязан. Впрочем, такое выражение лица может быть просто удобной маской. Рауль пару секунд смотрел на него, на эту странную неправильную красоту, которая с каждым мгновением словно открывалась зрителю новой гранью, как открывались блонди все новые и новые стороны его личности. Хотелось иметь его рядом с собой, Эм нуждался во многом из того, что было у Катце: в его адекватной логике, рациональности, сдержанности… и просто в общении с умным, способным понять его собеседником. Ему нужна эта неизвестно чем успокаивающая холодность и неординарная, но одновременно привычная уже внешность… А Ясону был нужен Рики. Не стоит идти по его пути и наживать себе привязанность к монгрелу, который, к тому же, совсем не жаждет его общества. Если судить по опыту Минка, такое отторжение, сопротивление способно вызвать еще большую зависимость, а Раулю и небольшая ни к чему. Лучше сразу отсечь все возможности ненужных контактов и лишних напоминаний, свести их к минимуму. И в какой-то мере усложнить себе задачу, заставив все остальное отодвинуться на второй план. Тогда и прозвучала та самая фраза: - Мне не нужны деньги, Катце. Не нужно, чтобы вы за меня платили. На первый взгляд глупо. Но так будет проще, намного. - Что вы имеете в виду, господин Эм? – ровный бесстрастный голос бывшего фурнитура заставил блонди внимательней взглянуть на него. - Я не нуждаюсь в том, чтобы вы оплачивали мои расходы, Катце. Я вполне в состоянии обеспечить себя сам. Все, что действительно требуется – это документы; хотелось бы верить, что вы предоставили мне достаточно надежные. Остальное не так сложно. Элита изначально создавалась со способностью адаптироваться к любым неблагоприятным условиям, если возникнет необходимость. Довольно долго – секунд десять – они смотрели друг на друга в упор. - Это бессмысленный и нерациональный вариант, господин Эм, выражаясь вашим же языком. К чему такие сложности, если можно… - Рыжий умолк на полуслове: Рауль видел, что он, несмотря на спокойный и уверенный вид, внутренне напрягся, постарался спрятать все чувства и эмоции еще дальше, словно устрица, плотнее сжимающая створки раковины. Он вообще отлично держался; за четыре с лишним года, прожитых блонди в тривиальном обывательском социуме, ему нечасто встречалось такое почти безупречное для человека самообладание, и он научился уважать тех, у кого оно было. Но видеть сейчас непроницаемую отстраненность рыжего оказалось неприятно. Невольно пришли на память те моменты, когда Катце приносил ему, почти беспомощному, питье и сидел возле дивана, чтобы потом сразу забрать стакан. В эти минуты он, как правило, был занят собственными мыслями, рассеяно глядя в пространство, зато расслаблялся, и тогда Рауль почти физически ощущал теплые волны, исходящие от него. Если бы блонди умел мыслить обычными человеческими категориями, то наверняка задался бы вопросом, откуда это у одинокого кастрата, сознательно выбравшего для себя весьма специфический и замкнутый образ жизни. Но Рауль не был человеком, не привык к подобным сопоставлениям, поэтому просто удивлялся, что получает определенное удовольствие от присутствия рядом этого человека – когда он такой. Определенно, он принял правильное решение, отказываясь от помощи Катце во всем, в чем можно было от нее отказаться. - Хорошо, чего вы хотите, в таком случае? – почти резко спросил Катце; лед в голосе снова напомнил Эму манеру Ясона. Но если у Минка, на взгляд Рауля, она не представляла ничего особенного, то у рыжего казалась достаточно притягательной. Возникло желание пробиться через эту ледяную броню – заодно и узнать, насколько она прочна. Но в голосе блонди, вопреки пристальному взгляду, способному расплавить и металл, прозвучал едва заметный отголосок задумчивости, когда он произнес без всяких предисловий и обиняков: - Вам известно, Катце, что именно вы явились первопричиной падения и гибели Ясона Минка? Нет, челюсть рыжий не уронил: челюсть, благодаря отличной фурнитурской выучке и многолетнему общению с элитой, была хорошо натренирована сохранять исходное положение еще и не в таких передрягах. Зато самым предательским образом полезли из орбит золотисто-карие глаза, лишив хозяина шансов сохранить непроницаемое выражение. Впрочем, он достаточно быстро совладал со своим изумлением и изобразил на лице выражение внимательного слушателя. Однако прищур янтарных глаз ясно говорил Раулю: «Ничего хорошего я от этого разговора не жду. Но послушаю, что ты мне еще преподнесешь, и каким углом тут нежелание взять у меня деньги, учитывая, что это было бы для тебя выгодно». Рауль не стал долго держать его в неведении: - Именно вы, Катце, своей неумной и неоправданно рискованной выходкой со взломом тайных баз Танагуры спровоцировали у Минка состояние, в результате развития которого стали возможны отношения Ясона и его монгрела. Взгляд Катце буквально впился в лицо Рауля, словно это могло помочь уловить связь между взломом файлов и той ролью, которую в жизни Минка сыграл Рики. - Видите ли, - голос блонди звучал ровно и бесстрастно, - в геноме элиты изначально заложены преданность и даже своего рода преклонение перед Юпитер, это ведь довольно несложно, учитывая уже имеющуюся в человеческом архетипе тягу к высшему и непостижимому, к сверхэнергиям, а также способность людей к зависимости в отношении носителей даже небольшой доли вышеназванных качеств. У элиты же эта склонность усилена искусственно и почти с рождения поддерживается воспитанием, регулярным акцентированием на том, что Юпитер любит своих детей и всячески заботится об их благе. - На лице Эма промелькнуло нечто, что можно было идентифицировать как горькую усмешку с изрядной долей цинизма. В конце концов, у Юпитер не может быть к нему претензий: утверждая создание экземпляра «блонди Рауль Эм», она прекрасно знала, что будущий генетик изначально наделен способностью видеть недостатки и погрешности всех и вся, включая мать всея Амои. - Хорошо вас зомбируют, - заметил Катце сквозь сигарету. - Что вы хотите, - снова усмехнулся блонди, - элите, с ее интеллектуальным потенциалом, огромной энергией и запасом жизнеспособности, просто необходим такой сдерживающий фактор, как фиксация на высшем, иначе – война амбиций с летальным исходом для всей системы Глан… На секунду, словно передышка, повисла тишина. - Думаю, вы понимаете, что на Ясона не могло не произвести впечатления, когда какой-то мальчишка-фурнитур от скуки, забавы ради обокрал его бога, считавшегося неуязвимым, не допускающим возможности ошибки. Развенчание кумира – достаточно сильный ментальный и психологический удар, нарушающий равновесие личности. Выпадение важного элемента восприятия окружающего мира. Естественно, психика Ясона тут же начала искать компенсации – и нашла… в лице его чумазого сокровища. Так что никакой ошибки в геноме, как видите, никакого загадочного сбоя – все закономерно. Хотя мне трудно определить, что нашел Ясон в этом монгреле такого, что оказалось для него важнее и привлекательнее близкого к совершенству интеллекта Юпитер – трудно уже потому, что для элиты непривычно оперировать определенными группами категорий… Раулю захотелось хоть на мгновенье прикрыть глаза, абстрагироваться от ситуации, сбросить напряжение, сдавившее легкие – в этот момент он не просто понимал чувства Ясона, он словно пропускал их через себя: попытка найти точку опоры в мире, где все не совершенно и не подвластно прогнозам… Однако он продолжал: - Не знаю, известно ли вам, что спасая вашу беспутную фурнитурскую голову, Ясон сумел скрыть реальный размах вторжения в секретные базы. Излишне быстро отправил на утилизацию оникса-эсбэшника, единственного свидетеля взлома. Не говоря уже о том, что новый кандидат на это место у него был готов заранее. Мне он рассказал обо всем примерно за год до своей гибели, просто из желания эпатировать. Теперь поздно гадать, что было бы, узнай я об этом раньше. Может быть, смог бы понять его состояние и помочь ему. Мне по некоторым причинам было намного легче пережить это открытие. В том числе, потому, что в отличие от Ясона я не был непосредственным свидетелем. На него этот случай наложил гораздо больший отпечаток, чем на стороннего слушателя, узнавшего обо всем уже в прошедшем времени. А ведь он действительно был лучшим из лучших… Что бы ни говорили про элиту, мы – не машины, несмотря ни на что, наше восприятие гораздо ближе к человеческому, чем к искусственному разуму. Но, суть не в этом, а в том, что даже такой совершенный интеллект, каким обладал Ясон, не всегда способен на уровне сознания избавиться от нежелательных впечатлений и ощущений, упорядочить свою функциональность. - Ну да, - криво усмехнулся Катце, - иначе зачем бы вам требовалась нейрокоррекция? Не понимаю только, для чего вы говорите мне все это. Считаете, что я у вас в долгу за падение Ясона? Не желаете иметь дела с тем, кто, по вашему мнению, довел его до гибели? Хотите меня наказать? - Вы сами себе наказание, Катце. Нет, я даже не пытаюсь вас обвинять – людям свойственны иррациональные поступки, к тому же вы были неопытным мальчишкой. Нет, мне просто хотелось, чтобы между нами не осталось никаких недомолвок, это исключит многие недоразумения и конфликты в будущем. Катце молчал, явно ожидая, что за этим последует. Блонди спокойным точным движением потянулся за своим саквояжем, удостоверился, что все его немногочисленные пожитки находятся внутри, надел плащ и шагнул к выходу. - Всего доброго, Катце. Да, так лучше всего. До того, чтобы примитивно шантажировать Катце психологическим комфортом Джейсона, он опускаться не станет. Как и до дешевых манипуляций, которые хотя и работают в силу некоторых причин, но о сути которых любой мало-мальски умный человек все равно догадается без труда. Ему будет, чем заняться и о чем подумать в ближайшие полгода и помимо рыжего экс-фурнитура, еще одного сбоя он себе позволить не может, а значит, справится. Он бы и после смерти Ясона справился, если бы ему не перекрыли кислород, запретив все более-менее творческие лабораторные проекты, окружив рутиной, содержавшей слишком мало смысла и движения. Впрочем, никаких сожалений от того, что сложилось именно так, а не иначе, Рауль не испытывал. Джейсона было вполне достаточно, чтобы не жалеть о потере статуса и положения на Амои. - Господин Эм! Рауль обернулся. В золотисто-карих глазах Катце – усталость и понимание. Что он мог понять, интересно? Или это всего лишь игра монгрельского воображения? Но человек, который слишком доверяет своему воображению, вряд ли смог бы заслужить доверие Ясона… – Давайте я закажу вам ужин, и ложитесь спать. А завтра с утра в первую очередь займусь поиском квартиры, которая устроила бы нас обоих. Рауль подумал, что, скорее всего, именно таким тоном рыжий раздавал указания своим подручным по черному рынку. Однако! Впрочем, в любом случае не стоит придавать слишком большого значения месту этого человека в своей жизни. Он всего лишь физически ущербный (что не могло не сказаться на его характере) теневой делец, образ жизни которого не предполагает ни общительности, ни сентиментальности, ни слабостей. Единственным отступлением от этого правила для Катце был Ясон, свою преданность которому рыжий перенес теперь на Джейсона. Хотя был ведь еще монгрел, Рики. Судя по тому давнему разговору в Гардиан, он тоже что-то значил для рыжего. Следует подробнее расспросить его об этом мальчишке, благо, теперь возможностей будет достаточно. Рауль искал причину случившегося с Ясоном в первую очередь в характере самого Ясона, хотя и не забывал, что механизм сбоя привели в действие внешние факторы, Рики, в первую очередь. Он немного продвинулся в понимании трагедии, оказавшей влияние и на его собственную жизнь, но этого мало. Возможно, Катце сможет пролить свет на какие-то моменты, о которых он прежде не знал, и потому не учел. Еще один довод в пользу присутствия рядом этого человека. Никто не тянул тебя за язык, Катце, не принуждал, не просил. Ты сам принял решение, а это в принципе меняет расстановку сил. Блонди легко кивнул застывшему в ожидании рыжему, словно ничего не произошло; перчатки птичками полетели на журнальный столик в углу, и Рауль привычно-элегантным жестом бросил на спинку стула свой плащ.
как сходу высосать из пальца диагноз поведенческой модели (с)
Вообще, гастробайтера он изображает уже больше недели, это просто я тормознула с дыброй. Центр России, ни таджики, ни даже китайцы до нас почти не добираются, вся халява по ремонтам ложится на плечи местных ) Софья сидит дома целыми днями, никуда не рвется и очень недовольна, если ее отправляют на огород помогать деду. Я пытаюсь настроиться на грядущий учебный год... жутно не люблю менять ритм жизни )
как сходу высосать из пальца диагноз поведенческой модели (с)
Интересно, будет у меня уже когда-нибудь адекватная самооценка? Поддостало постоянно обнаруживать, что она сильно завышена — каждый раз комплексов и депросоплей на неделю. Еще менее приятно, когда считаешь, что у тебя с человеком много общего, но оказывается, ты для него полный ноль. Ну и еще я не овен, не телец и не лев, эмоциональной подпитки с меня никакой, извините, поэтому общаться со мной ради того, ради чего это на самом деле и делают — энергообмена, ясен перец, неинтересно )